— Понимаю, — краснея, ответил Володя. — Только нет больше денег…
— Не мое дело.
И тут Володя вспомнил, что можно добежать до Пети и занять у него.
— Пусть деньги будут у вас, я сейчас к другу сбегаю и принесу.
— Давай, жми.
Пети дома не оказалось, он был на стадионе, а у его матери спросить денег у Володи не повернулся язык. Не скажешь же — соловья хочу купить. Мать предлагала ему чаю, угощала обедом — Володя от всего отказался. Во дворе мать спросила, зачем приходил, и, может, что надо передать Пете… И тут, неожиданно для себя самого, Володя спросил взаймы денег, сказав, что у него не хватило на ботинки и что он в следующее воскресенье вернет долг.
— Ладно, отдашь, — сказала мать, глядя на плотную коренастую фигуру Володи, его живые, нетерпеливые глаза.
Витька дожидался его на том же месте. Мальчишек-зевак на рынке уже не было, а жаль, пусть бы видели, в чьи руки соловей попал. Хозяин встретил его открытой улыбкой:
— Забирай вместе с клеткой. Ценю тебя за расторопность, — сказал он, подняв над головой соловья. — Слушайте на здоровье.
— Спасибо, — сказал Володя, и, взяв клетку, быстро пошагал к автобусной остановке.
— Эх, спросить бы у него, как он соловьев ловит, — спохватился Витька.
— Так он тебе скажет!
— Может, это не соловей? Принесем, а он хуже воробья, и чирикать-то не будет, — с трудом поспевая за быстрыми шагами Володи, говорил Витя.
У Володи у самого от раздумий виски ломило, и он ответил:
— Да ну, что ты! Вылитый соловей!
Когда сошли с автобуса, ребята клетку поставили в мешок, чтобы не видели односельчане, что несут ребята, и зашли к Кольке. Тот, увидев птицу, от радости на койке подпрыгнул.
— Соловей? Настоящий? — удивился Колька, все еще не веря своим глазам. Он обнимал клетку и легонько, одним пальчиком пытался погладить птицу по голове.
— Спасибо, друзья, спасибо.
— Как же вы его поймали, а?
— Трудов много стоило, — уклончиво начал Витька.
— Как? — перебил Володя. — Поставили клетку — он и влетел. Не сразу, конечно, походить в лес пришлось.
Ребята налили в баночку воды, насыпали в клетку всяких зерен.
— Не будет, людей боится, — заметил Колька. — Ночью склюет.
— Воробей — тот бы стесняться не стал, — больше для того, чтобы рассеять свои сомнения, сказал Витька.
— Верно, эта птица благородная.
Наступил вечер. Занервничал, закапризничал соловей. Отчаянно машет крыльями, прыгает, бьется серенькой грудочкой о железные прутья, даже перышки сыплются. Упадет в изнеможении на пол и лежит, словно мертвый, а отдохнув, снова в бой бросается, только бой-то неравный, клетка крепко сбита. Соловей терзается, и у Кольки муторно, тяжело на душе. Он лежит с закрытыми глазами, а сам все видит, что соловей в клетке делает, каждое его движение чувствует, и кажется ему, что соловей не о клетку бьется, а о Колькину грудь.
Перед рассветом немного успокоилась птица, а может, и не успокоилась, но Колька настолько устал, что снова все косточки заболели, и он уснул.
На другой день, прямо из школы, Володя забежал к Кольке.
— Ну, как?
— Сам не спал и мне не давал. Всю ночь с клеткой дрался. Может быть, это не соловей? На воробья сильно похож.
— Не спорю, похож! — ответил Володя. Но воробей не такой. У воробья живот круглый, большой, а у соловья, видишь, длинный, прогонистый. На груди у воробья черный фартук, ему приходится копаться в навозе, в отходах с кухни. Нос серпом: легче с кусочком мяса или крупой, вишенкой расправиться. Перья на голове взъерошены — знаешь, почему?
Колька улыбнулся, глаза озорно блестят:
— Расчески нет, да?
— Кто живет на готовых харчах, тот ленивый становится. Ему не хочется ни головы причесать, ни умыться… А соловью работы много. И корм добывать надо, и песни петь, чтобы соловьихе не скучно было.
— Откуда знаешь? — удивился Колька.
— Читал…
— Но почему он не поет?
— Видимо, плохо за ним ухаживаем. Соловей — птица благородная, другого обращения требует. Своему голосу цену знает! — пошутил Володя.
Прошло еще двое суток, а соловей ни разу и не щелкнул. Вид его стал неузнаваем: нахохлился, растопырились, словно после купания, перышки, почернел, загрязнился нос, хотя к пище соловей и не прикасался. Перестал прыгать, махать крыльями. Забился в угол клетки, зевает и лишь изредка в окошко на зеленую черемуху да на синее небо взглянет — и снова глаза закроет, голову опустит.
«Уж не заболел ли чем? — думает Колька. — Или не понравилось ему у меня?» Попросил, чтобы в комнату принесли молодую черемуху. Принес Володя черемуху, поставил в угол. Ожила, принарядилась комната, и во всем доме лесом запахло. Окно затянули марлей, чтобы свежий воздух поступал и не так сильно от черемухи голова кружилась. На сучки баночки с различной пищей и водой повесили, на нитке мешочек всяких личинок прицепили. Поздним вечером выпустили из клетки соловья.