Яра резко остановилась. Лицо её вытянулось, заметно побледнев.
– Не говори ему, – тихо произнесла она. – Ты сказал, он считает, что я умерла? Пусть будет так.
Ксюша посмотрела на неё с сочувствием.
– Неужели нет никаких других способов? – голос её чуть дрогнул.
– Если найдёшь – расскажешь, – отмахнулся Ратмир. – Прости, ведьма, – пару секунд спустя добавил он, пристально глядя на то, как она, отвернувшись, как можно незаметней смахивает слезу. – Я, правда, не могу тебе помочь…
– Тогда уходи, – раздался щелчок, и груда верёвок опустилась на пол. – И не приходи никогда сюда больше. Никогда, слышишь? Вон из моего дома!
Ратмир встал, разминая затёкшие суставы. Яра, не глядя на них больше, скрылась в соседней комнате.
– Я выбрал тебя не просто так, – он замялся. – Я…
– Что здесь, чёрт побери, происходит?
В дверях стояли родители Ксюши, с изумлением рассматривая незнакомца.
– Уже ничего, – Ратмир резко дёрнулся. Лицо его вновь стало непроницаемым. – Прощайте.
***
В столовой Андрей проторчал до самого вечера, то срываясь и начиная крушить всё, что попадалось под руку, то тупо уставившись в одну точку. Входили и выходили какие-то люди, глядя на него то насмешливо, то сочувственно, но большинству из них не было до него никакого дела, как и ему до них. Пару раз приставал с расспросами Хорт, но, не получив ответа, быстро убрался. Какая-то дородная светловолосая женщина подсунула Андрею под нос тарелку с супом, и он проглотил его чисто по инерции, толком не распробовав вкуса. Через пару часов она же поставила перед ним ужин, состоящий из густого пюре с котлетой.
– Уже стемнело, – невзначай заметила она. – Вечерами мы обычно собираемся здесь, общаемся, поём под гитару. Вот услышишь, как поёт Лютыч, ммм… Слов нет, чтобы описать. Может, расскажешь нам о себе?
Андрей отрицательно покачал головой.
Пел Лютыч действительно отлично. Хрипло, с надрывом, выжимая из слушателей если не скупую слёзу, то щемление где-то в груди.
Луна появилась и лезет настырно всё выше и выше…
Сейчас со всей мочи завою с тоски… Никто не услышит!*
– Ты так и просидел здесь? – на соседний табурет плюхнулся Ратмир, в руках у него дымилась кружка с чаем. Перед глазами у Андрея вновь всё поплыло: в памяти вспыхнули обрывки воспоминаний о посиделках в Колдовстворце, о Яре, раскладывающей по чашкам какие-то неизвестные ему вкусно пахнущие травы… Сколько всего он должен был ей сказать! – Эй, ты здесь вообще? Зорка сказала, что ты не с кем не говоришь.
– С чего бы мне говорить с вами? – отозвался Андрей, сжимая кулаки.
– Твоя правда. Не лучшая компания здесь подобралась, да… Маленьких детей-оборотней родители чаще всего отправляют в специальные школы, где их учат контролировать зверя внутри. В охоту же попадают в основном те…кто уже однажды потерял контроль и кому в этой жизни идти больше некуда. Вот, например, дочь Зорки учится в школе…
– Бурэмэктэп? – школа для оборотней в Башкирии была самой известной в России.
– Нет, она в Беларуси, в школе волшебства имени Всеслава Чародея. Там обычные маги учатся вместе с оборотнями… Просто последних хорошенько запирают на огороженной территории в полнолуние.
Андрей хмыкнул, переведя взгляд на женщину, что слушала пение Лютыча, закрыв глаза и чуть улыбаясь собственным мыслям.
– Неужели никому здесь не хочется начать новую жизнь, ни на кого не охотясь?
– Хочется, – пожал плечами Ратмир. – Тебе ведь хочется вернуться в Колдовстворец?
Андрей почувствовал, как к горлу приближается ком. О Яре никто и не вспомнит. Крупицы воспоминаний о Ксюше охота тоже может стереть, а значит никто из товарищей не обвинит его в преступлении, и всё будет почти как раньше… Вот только сможет ли он быть таким как раньше, смотреть всем в глаза, умалчивая о случившемся… Нет, нет, нет, куда угодно, лишь бы не в Колдовстворец!
– Вот видишь, – невесело усмехнулся Ратмир, словно прочитав его мысли. – Все здесь вольны уйти. Вот только от себя не сбежишь.
– А ты почему такой умный не сбежал в школу для оборотней?
Глаза Ратмира чуть потемнели.
– Мои родители немаги. О мире волшебства я узнал от Пастыря. Он заменил мне отца, я не могу его покинуть.
– Вот почему вы все здесь, – безразлично заметил Андрей. – Когда-то ваши клыки распробовали чью-то плоть, но полнолуние прошло, оставив после себя пустоту и чувство вины… И тут появился добрый папочка со словами об отказе от убийства и гуманности, который всё решает за вас… Главное ведь верить, что так будет лучше для всех, что так правильнее, и слушаться Пастыря, так ведь?
Он и сам не заметил, как перешёл на крик. Пение Лютыча смолкло, десяток пар глаз повернулись в его сторону.
– Я хочу уйти, – громко сказал Андрей, вставая с неудобной табуретки.
– Воля твоя, – надо же, он и не заметил, что Пастырь тоже здесь, стоит в углу, сложив на груди руки. – Мы никого не держим.
Вещи и даже волшебную палочку ему вернули, снабдив напоследок ещё каким-то медальоном в виде волчьей морды, что «поможет найти стаю, если он вдруг передумает». Зорка завернула для него в платок сладко пахнущий кусок пирога да небольшой термос с чаем. Дверь выхода нарисовалась там же, где ещё утром была глухая стена.
Оказавшись посреди холодной ноябрьской ночи на улице, рядом с полуразваленной и с виду абсолютно нежилой хибарой с заколоченными окнами на окраине небольшого городка, Андрей всё ещё не верил, что его отпустили так легко. Куда идти теперь… В одной из небольших аккуратных хаток в конце улицы в окне горел свет.
Дряхлая старуха-хозяйка на порог его не пустила, не нашёл он ночлега ни во втором доме, ни в третьем. Лишь на четвёртый раз ему повезло – подпитый хозяин-забулдыга равнодушно кивнул в сторону лавки и скомканного, пахнущего самогоном покрывала. Андрей привередничать не стал, тут же, кинув под голову рюкзак, растянулся и провалился в беспокойный сон.
… – Он смотрит на меня, разинув пасть, а я ору «Риддикулус!» – Яра взволнованно жестикулирует. В тот день на уроке защиты от тёмных сил травники учились бороться с боггартами. Весь вечер только и разговоров было, что об этом. – Он так смешно начал чихать, когда его завалило цветами… Ух, так его, волчару…
Все смеются, болтают, перебивая друг друга. Лишь Андрей молчит, сидя в стороне. В тот же день на занятиях по анимагии они узнали свою животную форму. Его зверь не в пример другим крупный, красивый, хищный. Казалось бы, есть чем похвастаться.
– Ненавижу волков! – восклицает Яра. Андрей сжимает пальцы в кулаки и, воспользовавшись тем, что на него никто не обращает внимания, выскальзывает за дверь…
… – Какая красавица! – Яра хлопает в ладоши, глядя, как рыжая лисица совсем по-человечески приплясывает на месте. Мгновение – и на месте лисицы возникает Констанция и чопорно кланяется благодарным зрителям. Яра с опаской, и в то же время с восторгом смотрит на грациозную рысь, в которую превращается Стёпа, с готовностью гладит по морде здоровенного лося, склоняющего от удовольствия голову точь-в-точь как Игорь.
Увидев большого серого волка, она машинально хватается за палочку, но, поняв, кто перед ней, смущённо отводит глаза. Пролепетав что-то про недописанное эссе, она закидывает на плечо сумку и, помахав всем на прощанье, скрывается по направлению к школе.
Андрею хочется выть…
… – Беги, – выдыхает Андрей, отталкивая её. – Чего ты ждёшь? Уходи! Быстрее!
– Что с тобой? Я не… – Яра осекается, перехватив его взгляд, и пятиться назад. Услышав вой Пастыря, она замирает, словно парализованная, глядя ему прямо в глаза. Когда он завыл, долго и протяжно, она сжалась в комок, но с места не сдвинулась, лишь громко вскрикнула, когда он, прыгнув прямо на неё, повалил с ног, придавливая лапами плечи и приблизив морду к самому её лицу.