– Сюда! – окликнули его.
Чонгар вытер пот со лба и поволок вёдра к дому старосты. Покошенная крыша догорала, обугленная древесина шипела. Пламя не желало отступать, но делало это поневоле – на него лили воду, ведро за ведром. Даже ребятня – и та не переставала бегать к колодцу.
Через лучину[6]-другую потушили-таки, но до конца было далеко. Предстояло помочь погорельцам и принести жертву Перуну – зарезать пару куриц и бросить половину в огонь капища.
– Спасибо, добрый человек! – к нему подошёл мужчина в сером кожухе. – Ты нас не обошёл стороной, и мы тебе поможем.
Чонгара приняли как своего. Он расположился в ближайшей избе. Деревенские сами увели Градьку в конюшню и пообещали накормить. Чонгару же предложили лавку возле печи и сытную похлёбку с мясом. Уставший, он тут же начал есть. Ещё бы: не каждый день приходилось бегать с вёдрами туда-сюда, да и – что скрывать? – Чонгара особенно злило то, что волчонок ушёл прямиком из-под носа. Боги отвели, не иначе.
Хотя с чего бы Перуну защищать слуг Велеса? Громовержец всегда враждовал с тёмным богом. Даже слухи ходили, будто Велес однажды обратится в волка размером с гору и съест солнце, лишив мир света и тепла. Может, врали, может, боги давно уже подружились, может, небесные пряхи хитро сплели их нити и сделали так, чтобы Перун поневоле защищал слуг Велеса – кто там разберёт.
Одно оставалось ясно: Томаш ускользнул, спрятался глубоко в лесу, куда простому человеку нет хода. Да и Чонгар не мог. Толку-то, если волчонка сторожит Добжа, предводитель всей стаи. Кто-то даже считал Добжу полубогом, правнуком Велеса. Говорили, будто ему прислуживал Леший. Куда бы ни отправилась стая Добжи, везде его слушались деревья и прятали от чужих глаз.
Нет, искать волчонка и бегать по колдовским тропам – гиблое дело. Лес поиграет с Чонгаром, а после утопит в болоте, приманив огоньками мар.
– О чём задумался, витязь? – отвлекла его статная женщина. Мужа рядом не было – значит, вдова.
– Я не совсем витязь, – поправил её Чонгар. – Моё имя Чонгар и я путешествую.
– Неждана, – назвалась она.
Видимо, не жаловали её родители. Чонгар осмотрелся: ладная печка с заслонкой, за которой едва слышно шуршал Домовой, старые, но чистые полавочники[7], ветки засохшей рябины в углу да разная снедь на столе. Жила Неждана неплохо, не бедно, не богато – как все. На своём пути Чонгар встречал семьи, что жевали корешки репы и траву, а тут – вполне себе.
– Где муж твой, Неждана? – поинтересовался он для поддержания разговора.
– Погиб, – отмахнулась она. – Ходили на кабана позапрошлой весной. Ему не повезло.
Чонгар хмыкнул. То ли не любила вовсе, то ли наоборот – так сильно, что не желала вспоминать. Впрочем, лезть в чужое дело он не собирался. Чонгар доел похлёбку из репы и мяса, поблагодарил хозяйку и остался на ночлег. Всё равно упустил волчонка.
Он застонал и прикрыл глаза, вспомнив Агнеша. Нет уж, Чонгар поймает этого княжеского выродка и, если надо, посадит на цепь! А чтобы боги больше не вставали у него на пути, он завтра же купит курицу на постоялом дворе и заедет в деревенское капище, чтобы умаслить и Перуна, и Велеса, и Мокошь на всякий случай.
Из-под прикрытых на ночь окон несло гарью. Горобовка спала беспокойно: одни обсуждали пожар, другие заботились о семье старосты, третьи бродили вокруг полуразрушенного дома и тяжело вздыхали. Шептались и про кару богов, будто бы староста пожалел и не стал резать овечку на Велесову седмицу[8], мол, обойдётся на сей раз скотий бог. Вот и вышло так, что прогневал всех.
Чонгар фыркнул. Интересно, что будет, если богам в жертву принести волчонка? От этой мысли мурашки пробежали по коже. Гнев, кровь и пламя, не иначе. Нет, Томаш должен либо погибнуть в бою, либо выжить. Зарежешь исподтишка – и в тебя на следующий день попадёт молния. Потому что боги не прощают.
Приложив усилия, Чонгар заснул. Ему надо было хорошо отдохнуть и набраться сил перед тяжёлым днём.
Чем дальше, тем серебристее и холоднее. Маржана куталась в кожух, тёрла ладони и старалась не смотреть на тени, выступающие из-за деревьев. Нечисть блуждала вокруг, её духом был пропитан весь лес. У речки слышался смех берегинь и русалок, а в густых кронах деревьев прятались мавки. Они свысока смотрели на Маржану и Томаша.
Одна тропа сменялась другой. Казалось, будто Леший водит их по кругу, но волколак то ли не подавал виду, то ли и впрямь знал дорогу. Маржана боялась перевёртыша чуть меньше – хоть и наполовину, а всё же человек, кровь рода людского. Томаш шёл уверено, иной раз хватал её за руку и говорил: