— Так что ты хотел сказать? — Эрик налил себе виски в чистый стакан и с ухмылкой посмотрел на того, кого мог назвать почти другом в определенных разумных пределах.
— Виктор прибыл с материка, — спокойно произнес Аз и взял кольцо кальмара, задумчиво посмотрел на закуску, чувствуя, как напрягся Эрик.
— Он что же, нашел подходящее судно?
— Насколько я слышал. Он привез с собой людей, которые готовы жизнь отдать, лишь бы присоединиться к команде.
— Нет никакой команды.
— Не было. Последних лет пять…
— Семь, — поправил Эрик. — Что Шмидту не сидится на месте? Слышал, он неплохой бизнес ведет.
— Весьма неплохой. Как и ты, — Азазель снова улыбнулся, а Эрика все никак не покидало чувство, что все это не к добру. — Да только вы в чем-то похожи. Ржавеете, когда долго остаетесь на месте.
— А ты и рад вернуться.
— Это лучше воскресных проповедей и исповедей местных служанок да господ.
— Я слышал, это не вся твоя работа, — лукаво произнес Эрик, глядя на Азазеля с хищной ухмылкой.
— Слухи.
— Да мне-то можешь не врать.
— Тогда ты должен знать, что не стоит спрашивать.
— Значит, читать за упокой над утопленниками и зарезанными преступниками тебе все еще по душе?
— Кто-то же должен, — Азазель усмехнулся своим воспоминаниям и отпил эля, а в зале послышался раскатистый пьяный смех.
— Эй, это же проповедник.
— Азазель!
Азазель поморщился, и в его глазах мелькнула ненависть, а Эрик довольно хмыкнул, прекрасно зная, что у их корабельного священника выдержки нет и в помине. А беспечный провонявший алкоголем и рыбой мужик явно решил усугубить ситуацию и неровной походкой подошел к их столику.
— Прошу прощения, господа хорошие, — понизив голос, произнес он, и Эрик презрительно посмотрел на него.
— Проваливай, — коротко посоветовал он, но их новый «собеседник» только поклонился и извинился.
— Не, я должен… Зель, ты же господина Шмидта знаешь хорошо. Я слышал… да все слышали!
— Тебе тут человек хороший сказал проваливать, не слышал его? — Азазель поднял злобный взгляд на мужчину, а Эрик откинулся на спинку своего стула, решив, что Азазелю драка в баре сейчас нужна больше, чем ему.
— Но дела все через Вас решаются, господин Зель, а мне надо… Это важно.
— Он на тебя должников повесил? — Эрик весело хмыкнул, представляя, как их святоша навещает неплательщиков Шмидта.
— Я помогаю, — игнорируя моряка, ответил Азазель.
— У меня долг, но я знаю… Только тс-с, мы тут такое нашли, у берега прибило…
— Так, достаточно, — Азазель поднялся из-за стола и потянул пьяницу к выходу, не слушая его бормотания.
— Мы его поймали! Он же стоит дороже самого судна, да и сокровищ! Мне нужно поговорить со Шмидтом!
— Поговоришь, — пообещал Азазель, а Эрик, попивая свой виски, лениво посмотрел в грязное оконце и увидел там телегу, возле которой стоял одинокий мужчина, хлебая какое-то пойло из мутной бутылки.
— Мы его схватили! Ваш капитан ведь ищет их! Все знают, он ищет морских бесов!
Эрик покосился на пьяницу, но Азазель уже вытолкал его из паба, а притихшие на время криков люди вновь вернулись к беседе. И только сейчас Леншерр заметил это. В телеге снаружи груз, прикрытый брезентом, слабо зашевелился, и из-под него показалась бледная рука. Тонкая, почти хрупкая, но даже через мутное стекло Эрик заметил, как существо в телеге тянулось, пытаясь хоть за что-то ухватиться, и между его пальцами ровно до второй фаланги виднелись тончайшие перепонки.
Он почти не думал. Сердце забилось в груди, как бешеное, Эрик поднялся с места и бросив пару монет на стол, направился к заднему выходу. Никто не обратил на него внимания, так же, как ни до кого еще не дошло, что очередные крики пьяниц оказались правдой. Ох, если бы это заметил не он, а кто угодно другой…
Он ступал бесшумно и подобрался ближе к повозке, услышал тяжелое дыхание скрытого груза и бросил взгляд на горе-сторожа, напевающего какую-то песенку и смеявшегося себе под нос, явно празднуя удачный улов. Эрик снова бросил взгляд на руку существа, пытающегося выбраться из-под брезента, и уже не сомневался, когда бросился на одинокого охранника. Он успел лишь захрипеть, и бутылка выпала из его рук и с глухим стуком упала на землю, но не разбилась, лишь расплескала по смятой траве едкое пойло. Эрик зажал горло рыбака и слушал, как тот хрипит, держал его крепко, почти не обращая внимания на то, как тот дергался и пытался вырваться из захвата сильных рук. И рухнул наземь, лишь когда лишился чувств. Эрик бросил его рядом с бутылкой и гневно фыркнул, направился к телеге и приподнял брезент. Резкий запах крови и рыбы ударил ему в нос, но Эрик почти не ощутил его, с замиранием сердца смотрел на бледное существо, похожее на совсем еще молодого юношу. Вот только ниже пояса начинался сильный гибкий хвост, гладкий и блестящей от влаги, к которому липли тончайшие плавники. Эрик приложил два пальца к горлу русалки над жабрами и ощутил слабое биение пульса. Окинул взглядом его израненное тело и заметил грязные полосы от оков на его запястьях. Похоже, что этот морской бес уже успел познать жизнь в плену. Леншерр укрыл его брезентом и мог лишь надеяться, что эта русалка достаточно живучая.
***
— Нет, нет, нет! Господин, ну что же Вы…
— Никогда не смей так ко мне подходить, отброс, — прошипел Азазель и снова хотел врезать моряку, но тот испуганно сжался.
— Нет! Я правду говорю, не надо! Пойдемте, я покажу!
— Что? Русалку? Да хватит этих баек, к нам, что ни неделя, приходит такой же проспиртованный должник или искатель наград и треплет, будто видел морских бесов, но знаешь что? Эти твари у берегов не водятся, а платить за пьяные выдумки никто не будет.
— Но он жив еще! Правда, там он, в тележке его оставил.
— Проваливай.
— Но у него хвост, как у дельфина, и плавники, а сам он наполовину человек, на мальца какого-то похож, весь в ранах был.
— Я сказал тебе проваливать! Или повторить доступнее? — вновь начал распаляться пиратский священник. Он тихо выругался, повел больным плечом и развернулся, чтобы вернуться в таверну. Нужно было извиниться перед Леншерром, он прекрасно знал нрав бывшего первого помощника и пробыл с ним на одной палубе слишком долго, чтобы знать, насколько нетерпеливым может быть Эрик. Тем более, когда считает, что говорить не о чем. Но все же, если снова покидать твердую землю, Аз бы предпочел, чтобы на корабле был именно Эрик, и все еще было время уговорить его смириться со своей ненавистью к Шмидту.
***
Эрик как можно аккуратнее переложил русалку с брезента в белую ванну, и существо, словно тряпичная кукла, развалилось внутри. Леншерр выругался, снова проверил пульс получеловека и уловил биение сердца, но вот жабры уже открывались не так широко, и казалось, что он вовсе вот-вот перестанет дышать. Кровь струилась из ранок на его хвосте и человеческом теле, и Эрик не мог понять, как именно русалка получила эти раны, но, хотя они и не выглядели смертельными, оставить его в таком состоянии Леншерр не мог.
— Черт, — мужчина достал из шкафа медицинский набор, может, и не самый лучший, но достаточный, чтобы обработать раны существа. Эрик начал с человеческой половины морского дьявола — все же это было привычнее, — осторожно касаясь худого тела. Обманчиво хрупкого, судя по жилистым мускулам, которые легко можно было ощутить, стоило только коснуться его руки. И вновь эти воспоминания. Те русалки, что он видел прежде, были сильными, и этот, должно быть, был таким же. Поэтому следовало следить за дыханием и огромным хвостом, который не помещался в ванной и свисал, касаясь поистине прекрасными плавниками пола. И, хотя Эрик и был далеко не эксперт, он почему-то был уверен, что в его ванной сейчас лежала, должно быть, самая красивая русалка во всех океанах и морях. Он лежал так открыто и спокойно, что казалось его легко можно было коснуться, провести рукой от живота вниз, к линии, где человеческая кожа переходила в гладкий, словно у дельфина, хвост, который отливал глубоким синим цветом и легко искрился на свету. Эрик осторожно провел рукой по бедру существа и настороженно следил за его лицом, но русалка все еще была без сознания. Эрик убрал руку и откашлялся. Словно это прикосновение помогло в очередной раз поверить, что существо реально. И до чего же он был похож на того самого океанского беса, что спас ему жизнь. Такое же гибкое тело и такой же хвост. Правда, легчайшие, словно у тропической рыбки, плавники… Такие он видел впервые.