Келецкий и Фёдор Трубников, всего неделю назад вернувшийся из почётного своего плена, провожали обоз, как доверенные люди Гагарина...
И только на другое утро, почти к полудню, когда прискакал из Слободы усталый, измученный, не спавший всю ночь Трубников и рассказал Гагарину, как доехал обоз до цели, как разместили там все сундуки и тюки, тогда лишь вздохнул посвободнее князь и с улыбкой, с громкими шутками стал водить денщика царского, гонца нежданного, по своему наполовину опустелому дворцу, раскрывая все двери, показывая все похоронки и углы.
Не осталось здесь уже ничего такого, чего не желал бы или опасался Гагарин показать посланному Петра.
Из этих остатков Волконский отобрал и запечатал очень немногое, что ему показалось подороже или поинтереснее для царя. Остального не тронул.
— Сам уж припрячь, Матвей Петрович, что подороже у тебя! — сказал Волконский. — Не грабить же тебя хочет царь... Ему, видно, бумаги какие-либо нужны... Так я и взял, что мне сдаётся поважнее...
Говорит, сам улыбается лукаво.
За это, вернувшись к себе вечером в спальню, нашёл на столе Волконский большую шкатулку, тюленьей кожей обитую, ключ в замке торчит и надписано на бумажке рукой Гагарина:
«На поминки от друга благодарного».
Раскрыв шкатулку, Волконский увидел ряды червонцев, стопки целые, на десять тысяч рублей ровно. Запер он шкатулку и под кровать её поставил, улыбается лукаво и весело. Хорошо спалось ему в эту ночь на мягкой постели, под стёганым атласным покрывалом, которое оказалось не лишним, несмотря на то что май близко.
А Гагарин в ту же ночь сам отправился в гости к попу Семёну.
Позвали деда Юхима, и Агаша тут же, Келецкий, Трубников.
Рассказал Гагарин о своём вынужденном отъезде в Россию, о своих опасениях.
— Если тут, как я жду, без меня приедут рыться в моём дому, хочу от чужих рук уберечь понадёжнее кое-что... Может, и сюда пожалуют разведчики... Следят за мною, поди, в десять глаз... Тот же Ивашка Нестеров пронюхает, что сюды я возы посылал! Так нельзя ли повернее похоронку найти?.. Вот, помню, говорили вы про тайник могильный, откуда ты, дед, вещи редкие вынес, их Агаше подарил... Не скажешь ли мне, где та похоронка?.. Туды хочу я спрятать, что подороже для меня...
— Можно сказать! — отвечал угрюмый старик. — Благо, Сысойки нету в дому... При ём бы, всё одно, хошь и не прячь! Всё вызнает и унесёт, ворюга... А теперя схороним, и чёрт не найдёт!.. Недалеко и тайник тот... На берегу, слева от дороги на Арамильскую слободу... хошь сейчас можно ехать туды... к свету всё обладим...
— Ладно!.. Так снаряжай повозки две... А я скажу Зигмунду, что взять надо.
Вышел Юхим. Молчит Агаша. Поп Семён мрачнее тучи сидит.
Заговорил Трубников.
— Неужели, ваше превосходительство, никак остаться нельзя? Ну, хворью отговориться либо как, чем на явную опасность ехать... А там, спустя время.
— Ох, невозможное дело, Феденька! Не знаешь ты государя. С ним упрямиться начать — хуже будет! Слышал, никого он не жалеет, ни жены бывшей, ни сестры родной, ни сына-первенца... Так уж со мною?! Целый полк пришлёт, понесут меня, хотя бы и на смертном одре... Покорностью да кротостью лучше с ним... Да и на друзей ещё я надеюсь. Видно, не миновать ехать! И то скажу: много раз голова на ставке моя бывала, да вывозила кривая. Авось и теперь последнюю ставку не проиграю фортуне-причуднице, а что-либо ещё от неё возьму!
— Дай Бог! — отозвался Трубников.
— Аминь! — пробасил обычно молчаливый при Гагарине отец Семён.
Только Агаша сидела молча, пригорюнившись, словно не замечала окружающих, а видела что-то вдали, за стенами этой горницы...
— Всё готово, ехать можно! — объявил Юхим, появляясь в горнице.
— А! Хорошо. Пойдём, Зигмунд... Ты говорил, что сундучки и укладки, помеченные мною, стоят в моей горнице?.. Идём, старик, с нами, и двоих парней позови посильней... Сундучки небольшие, да тяжёлые... Пускай поосторожней сносят с телеги...
Ушли втроём они. Поп Семён к шкапчику прошёл в своей горенке, достал штоф, налил стакан, выпил, крякнул:
— Ух! Кхе-кхе! Сон было морил... а вот теперь легше стало... Надо значит, и мне собираться в путь... Юхим сказывал, что придётся там подсобить... А людей брать нельзя.
— Да... едем, отец Семён... Веселее будет! — отозвался Трубников.
— И я с вами! — решительно заявила Агаша. Здесь одна не останусь... Страшно мне што-то!.. Да и поглядеть охота... как это всё там?..