А он сам, вернее, его тело, тихо истлевало там, в земле, в склепах крепостного собора Троицкого, где положили его рядом с телом его жёны, тоже несчастной принцессы, Шарлотты-Софии.
ГЛАВА III
СУД НАД СУДИЕЮ
Прошло семь месяцев со дня казни Алексея.
Гагарин, первый из его судей-обвинителей, сам теперь под судом.
29 января 1719 года он давал Сенату первое своё объяснение по пунктам обвинения, предъявленного ему, как губернатору Сибири, по нерадению которого неудача постигла поход Бухгольца за песочным золотом, поход, стоивший так много денег и человеческих жизней... Помимо того был предъявлен ещё бесконечный список его провинностей, больших и мелких грехов и преступлений, начертанных на нескольких листах...
Был вызван фискал Нестеров, его главный обвинитель, и Бухгольц выступил со своими разоблачениями, и многие другие, знакомые с делами Сибири, как тот же бывший её губернатор князь Черкасский, которого сменил Гагарин семь лет назад.
Кроме того, послан был гвардии майор Лихарёв в Тобольск, чтобы ещё подробней разыскать все улики, вызнать преступления Гагарина и обиды, нанесённые им кому-нибудь...
Этот ревизор приказал с барабанным боем объявлять по городам, что «бывший губернатор князь Гагарин — вор, весьма худой и недобрый человек. И все, кто знает его злые дела и казнокрадство, должны о том доносить без страха и стеснения».
Обвинители, конечно, явились со всех концов, жалоб справедливых и вздорных посыпалось без числа...
Все собрал Лихарёв и представил Петру; а тот весь тяжкий этот груз швырнул в лицо, обрушил на голову Гагарину, ставшему ненавистным для него со времени суда над Алексеем...
Допросы шли без конца, все два с половиной года, которые провёл в своей тюремной келье Гагарин, в той самой, где он был у заточенного Алексея, где видел допросы и пытку царевича.
Теперь его самого пытают, и «часто, жестоко», как отмечает летопись тюремная...
Исхудал, осунулся князь-губернатор, наместник и царь Сибири... Но упорно защищается против всех обвинений. Он знает, что в главном преступлении явных улик нет против него, а то, что открыто бумагами и несомненными показаниями свидетелей, слишком незначительно, чтобы привести за собою смертную казнь... И бодрится кряжистый князь.
Лишь бы оставлена была жизнь! Всё он готов отдать за эту жизнь; что ни собрано в его дворцах здесь и в Москве, и в губернаторском тобольском доме... То, что припрятано в Салде, даст ему возможность, уйдя за границу, по-царски кончить дни!.. А земли, дома перейдут пускай теперь же сыну и дочери...
И, рассчитывая на такой исход, посылает тайных пособников Гагарин ко всем, кто ещё имеет влияние и силу при Петре... Но нет почти таких людей.
Даже Меншиков попал в опалу за «многие дары», принятые в виде мзды за попустительство ворам и казнокрадам: Гагарину и другим, ему подобным...
Екатерина боится вмешаться в дело, если бы и желала помочь кому-нибудь... Главное сделано: царевича Алексея нет. Сын его — малютка, Пётр Алексеевич, растёт в доме у Меншикова... И какая-то затаённая надежда на огромное счастие и власть впереди всё чаще и чаще светится в тёмных, бархатных глазах бывшей ливонской пленницы, Марты Скавронек, теперь — императрицы Екатерины, вместе с мужем принявшей такой высокий титул, как воздаяние за счастливо оконченную борьбу со шведами...
Одинок остался в своём каземате Гагарин... Не берут даже его сказочно-щедрых даров, огромных взяток, которые он предлагает через разных людей.
— Денег не берут! Конец мне, значит! — бледнея и холодея, прошептал Гагарин, услышав, что отказываются все от посулов князя.
Но ещё надеется упорный старик. Терпит допросы, виску и плети... Ничего не открывает такого, что бы дало судьям известное право подписать приговор, давно составленный и внушённый Петром...
Вдруг новая пытка придумана была мучителями.
Вызвали из-за границы Алексея Гагарина, хотя отец и дал знать сыну, чтобы он скрылся в Англии, не возвращался теперь домой.
Обошли юношу подложным письмом отца — заманили его на родину. Здесь — поставили к допросу... И под пытками, под кнутом изнеженный, слабый барич предал родного отца... Вспомнил о «речах воровских» относительно престола Сибири, указал на письма, полученные от отца, тёмный смысл которых был им истолкован таким же обратом...
Он готов был и себя обвинить в чём угодно, пойти под топор немедленно, только бы избавиться от пытки!