— Да уж!.. Вестимо... Землю боронить надо! — раздались далеко не уверенные и не слишком громкие голоса из среды торговых и ремесленных людей, казаков и горожан, потому что на них теперь глядел Гагарин, к ним больше всего обращал свой вопрос, звучащий приказанием.
— Вот и ладно! — приветливо кивая головой, закончил свою «программную речь» новый губернатор-наместник. — Иного я и слышать не ожидал от верных слуг и подданных его царского величества. Оно и то сказать: тяжеленько придётся... Я и сам вижу... Немало уж из Сибири в царскую казну российскую всякого добра увезено, и людей много же ушло... Сколько убито алибо в полону... И сам бы я не рад ещё с вас, люди добрые, лишку теребить... Да не моя воля, царская! Ей покорствовать надо! Теперь я всё сказал. Кланяюсь всем и доброй службы жду его царскому величеству.
Снова поклонился на все стороны и вышел, окружённый свитой.
С говором разошлись и остальные присутствующие. По всему городу сейчас же, а там и по всей Сибири толки двоякие полетели. Очаровать сумел Гагарин всех бывших на приёме.
— Уж такой-то простой да ласковый... И обычаем на других воевод непохожий... Крестится истово, говорит понятно... К попам, слышь, да к церкви больно прилежен.
Так в один голос решили люди, слышавшие князя. И эта молва покатилась по городам, всё шире и шире росла, создавая в народных рядах расположение к новому господину края. А про содержание его речей совсем иначе толковали люди.
— Новые тяготы нам из Расеи, от царя насланы... Набор солдатский сызнова... и денежки теребить станут... Там москвичи с турками да со шведами дерутся, а у нас затылки трещат! Ловко...
Так толковали торговые люди, посадские, казаки и вообще городской и тяглый люд. А приказные и служилый народ уж и не говорили ничего. Мрачные все ходят, только перешёптываются между собою. Плохие новости им объявил в своей речи Гагарин. Ревизия большая и строгая, смена на местах, а то и отставки... Придётся не только покидать насиженные, тёплые местечки, но и давать отчёт во всём содеянном дурно или несодеянном, вопреки закону и регламенту служебному...
— Мягко стелет господин губернатор, дао твёрденько спать нам буде ныне! — шушукаются дельцы приказные и иные. — Послов, слышь, посылать задумал по местам... Старый сор перетряхать хочет! А еоо многонько, поди, всюду набралося. Правда, мы бирывали; так и главным начальникам из тех поборов было же достаточно дадено... А теперя за всё про всё ответ держать придётся! Неладно так!
И стали с места ломать свои хитрые головые крючки приказные, как бы замести следы былых грехов... Как отстоять прежние порядки, при которых прибыльно жилось служилому люду, несмотря на нищенские оклады, полагаемые по штатам.
Обыватели тоже волновались немало. И радовали, и пугали их толки о новых порядках, какие завести задумал Гагарин в Сибири. То, что было, они знали, кое-как научились приспособляться к продажным управителям, откупаться от всяких насильников, но всё-таки вопиющие, неслыханные дела творились в богатом, обширном краю, в Сибирском царстве! Недавно ещё прогремело на всю Сибирь дело бывших красноярских воевод Семёна Дурново, братьев Башковских, Алексея и Мирона, которые вместе с отцом своим, Игнатием, совсем было хотели город целый Красноярск смести с лица земли.
Эти правители так зарвались в своём наглом произволе и хищничестве, что не выдержали даже привычные ко всяким взяткам и поборам сибиряки.
Четыреста лучших горожан Красноярска подали обстоятельную жалобу Петру на лютых воевод. Послан был опытный, надёжный дьяк из Сибирского приказа для разбора дела, слишком вопиющего и явного. Но не растерялись наглые грабители-воеводы. Закупили, задарили они часть ссыльных в городе. Стали наёмные подстрекатели по городу шнырять, слухи сеяли страшные, будто задумали воеводы до приезда следователя все дела в приказе местном сжечь, а заодно и город спалить, а в суматохе захватить главных жалобщиков, в том же огне их спалить, в котором концы дел нечистых хорониться будут... А другие наёмники, словно подтверждая эти наветы, стали избивать людей из числа подавших жалобу, называли их крамольниками, басурманами и жидами треклятыми, которые Господа Иисуса предали, яко иуды... Пожары там и здесь начались... Слуги воевод врывались в дома жалобщиков, уводили в верхний малый город, где были палаты воеводские и острог городской. Там вволю потешались воеводы-звери над своими врагами и умышленно пускали преувеличенные слухи о пытках и муках, каким подвергались захваченные красноярцы.