Я еще крепче стиснула пузырек в руке и засунула его в карман платья. Пока не готова что-либо пить.
ГЛАВА 19
Утреннее солнце пригревало через окно уже вполне по-летнему. Я щурилась от удовольствия, пила кофе, пока Майя и Рикард спали. В тишине, какая бывает на рассвете, можно в одиночестве подумать о жизни. Никто не мешает, ничто не отвлекает…
Голос Хрисандры нарушил мой покой. Я, бросившись к окну, едва не пролила кофе из чашки и высунулась наружу.
Ян снова стоял на коленях перед своим домом, а “супруженька” метелила его полотенцем.
Со вздохом я пошла открывать входную дверь, потому что точно знала – Ян придет жаловаться.
– Нет, ты это видела?! – мужичок перепрыгнул через порог и потряс кулаком в воздухе. – Ух, я ей покажу! Да сколько можно уже?!
– Что, снова хлеба пожалела? – хмыкнула я.
– Да я взял-то всего ничего! Вот, посмотри, – Ян поправил сползшую на глаза шапку и протянул мне маленький сверток. – Сухие краюхи да одна свежая лепешка. Взял-то втихаря, пока женка не видит, а она возьми да проверь, что у меня в карманах!
– Кому несешь?
– Мисс Ёрлстоун, что по соседству от дома твоего старого живет. Помощь ей нужна, немощная совсем уже. Готовить не может, выплаты королевские задержали. На что ей жить? А Хрисандре все равно! У-у-у, баба голодная! – последнее он крикнул, высунувшись за дверь.
– Так, Ян. Бери с моих полок столько хлеба, сколько нужно. Относи кому хочешь.
– Да что ты? Нет, Арьюшка, я не могу тебя обирать.
– Бери. Ты помогаешь людям, и я тоже хочу. Давай будем считать, что мы с тобой партнеры-волонтеры, а?
– Кто мы?..
– Волонтеры – это те, кто просто так помогают другим ни за что.
Ян почесал макушку.
– Это дело хорошее, Арька. Но я много не возьму, мне б только мисс Ёрлстоун хлеба отнести сегодня, у нее уже вчера еды не было.
– Я с тобой пойду, подожди. Мне нужно рассаду полить, огород проверить.
Я быстро поднялась наверх, переоделась и сообщила Рикарду, что уйду ненадолго. Он должен был открыть пекарню и обслужить покупателей, а Майе в школу сегодня не надо – выходной.
Мы с Яном всю дорогу обсуждали семьи, которым нужна помощь. Как выяснилось, мужичок помогал пятерым одиноким женщинам с детьми и двум старушкам. Я справедливо рассудила, что несколько домов не разорит мою пекарню, и сказала Яну, чтобы каждое утро приходил за хлебом.
На том мы и разошлись. Мужичок поспешил к моей соседке, а я в свой огород.
Картофельная ботва уже проклюнулась, а прошедший недавно дождь освежил вянущую на солнце капусту. Часть огорода заросла мелкой огуречной плетью, которую пока еще рано было подвязывать, но уже следовало наблюдать за ней, чтобы не затянула грядки.
– Эх, теплицы, конечно, не хватает, – вздохнула я, окидывая свои владения придирчивым взглядом.
– Арья, – позвал знакомый голос.
Я обернулась с бешено колотящимся сердцем. Нико стоял прямо передо мной, стискивая руки в кулаки, как обычно. Между нами было всего два шага, и я невольно отпрыгнула назад.
– Уходи, Нико. Лучше сразу уйди, не то…
– А то что? Снова пошлешь ко мне своего мужика? Был он у меня давеча.
– И ты не понял ничего из того, что он тебе говорил? – я бросила быстрый взгляд на дверь дома, раздумывая, успею ли добежать и закрыться внутри. Не успею, Нико перегораживает тропинку.
– Пугать меня удумали? – хмыкнул он, и до меня донесся запах перегара. Ничего нового – до боли знакомый запах. – Возвращайся домой по-хорошему, Арья, вместе с девкой. Не то я ведь не пожалею и себя, пойду и расскажу все ее матери. А там, кто знает, что будет? Сдадут меня властям, так и тебя в покое не оставят. Я сгнию на рудниках или в темнице, да только буду знать, что и ты понесла наказание.
– Наказание за что, Нико? За твою дурость?! Я родила сына, а ты его убил и заставил меня воспитывать чужого ребенка!
– Ори тише, полоумная!
– А что не так? Ты, кажется, собирался идти к матери девочки, разве нет? – Я сдерживала злые слезы, но чувствовала, как трясутся губы, и что лицо покраснело. Оно всегда наливалось кровью, когда я страшно злилась. – Так вперед! Удачи тебе, Нико. Знаешь, я тоже буду рада сидеть в темнице и знать, что ты в таких же условиях! Ты заслужил наказание, не я.
– Домой вернешься, и ничего не будет, – Нико выгнул грудь колесом. – Заживем, как раньше. Мать заставлю не перечить тебе, дочь пущай на улице гуляет. Да и ты женушка хорошая, когда не перечишь.
– Пошел к черту, Нико.