– Из-за Квинта Лаберия, – прозвучало в ответ.
Нет, это не из-за Лаберия. Это, скорее всего, Юлия. Или Аврелия, его знаменитая мать. Но если Аврелия, то при чем тут Помпей?
Квинт Цицерон, к всеобщему счастью гораздо менее чванливый, чем его знаменитый братец, тоже думал, что это Юлия.
– Как ему теперь удержать на своей стороне Помпея? – пробормотал он за обедом в общей палатке легатов, на который Цезарь не пришел.
Требоний, чьи предки были еще менее знатны, чем предки Цицерона, входил в сенат и потому был хорошо знаком с политическими союзами, включая союзы, скрепленные браками, так что он сразу уловил смысл вопроса Квинта Цицерона. Цезарь нуждался в Помпее Великом, который был Первым Человеком в Риме. Война в Галлии далека от завершения; он сам считал, что продлить его полномочия придется еще лет на пять, а в сенате засела стая волков, точивших на него зубы. Он постоянно ходил по проволоке, натянутой над огнем. Требонию, любившему Цезаря, трудно было взять в толк, как можно питать ненависть к такому замечательному человеку. Однако этот мерзкий ханжа Катон сделал карьеру, пытаясь свалить Цезаря, не говоря уже о коллеге Цезаря по консульству Марке Кальпурнии Бибуле, и этом борове Луции Домиции Агенобарбе, и большом аристократе Метелле Сципионе, толстом, как деревянная балка храма.
Они с радостью вонзили бы клыки и в Помпея, но не с той жуткой ненавистью, которую только Цезарь способен разжечь в них. Почему? О, им бы повоевать с ним. Тогда бы они наконец поняли, что это за человек! Под его началом нет тени сомнений в успехе любого предприятия. Как бы ни развивались события, он всегда найдет способ склонить чашу весов в свою пользу. И обязательно победит.
– Почему они так злы на него? – сердито спросил Требоний.
– Очень просто, – усмехнулся Гирций. – Он – Александрийский маяк, а они рядом с ним – фитильки, едва теплящиеся на конце Приаповой лампы. Они нападают и на Помпея Магна, ведь он Первый Человек в Риме, а они считают, что такого быть не должно. Но Помпей пиценец и ведет свой род от дятла. А Цезарь – римлянин, потомок Венеры и Ромула. Все римляне преклоняются перед аристократами, но некоторые предпочитают, чтобы они походили на Метелла Сципиона. Когда Катон, Бибул и прочие смотрят на Цезаря, они видят того, кто превосходит их во всех отношениях. Как Сулла. Цезарь всех выше – и по рождению, и по способностям, он при случае может прихлопнуть их как мух. А они в свою очередь пытаются опередить и прихлопнуть его.
– Ему нужен Помпей, – задумчиво проговорил Требоний.
– Если он собирается сохранить империй и провинции, – подхватил Квинт Цицерон, с тоской макая кусок хлеба в третьесортное масло. – О боги, как же мне хочется обсосать крылышко жареного гуся в Итии! – сказал он затем, меняя тему.
Желанный жареный гусь казался уже почти досягаемым, когда колонна вошла в свои прибрежные укрепления, однако Кассивелаун не пожелал взять чаяния римлян в расчет. С уцелевшими кассами он объехал кантиев и регнов, племена, жившие по берегам Тамезиса, и набрал новую армию, которую повел на штурм. Но атаковать римский лагерь – все равно что пытаться голой рукой пробить каменную стену. Защитникам, стоявшим на укреплениях, было очень удобно метать копья в разрисованные торсы варваров, походившие на мишени, выставленные в ряд на тренировочном поле. К тому же они еще не усвоили урока, уже полученного галлами, и остались на месте, когда Цезарь вывел своих людей из лагеря для рукопашного боя. Они все еще придерживались старых традиций, согласно которым человек, покинувший живым проигранное сражение, становился изгоем. Эта традиция стоила белгам на материке пятидесяти тысяч напрасно убитых только в одном сражении. Теперь белги покидали поле битвы, как только понимали, что проигрывают, и оставались живыми, чтобы потом снова сражаться.
Кассивелаун запросил мира и подписал нужный Цезарю договор. Затем передал ему заложников. Это было в конце ноября по календарю, что соответствовало началу осени.
Стали готовиться к отплытию, однако после осмотра каждого из семисот кораблей Цезарь решил, что надо переправляться двумя партиями.