Должен ли он пойти на это? Что это ему сулит? Скорую катастрофу? Или блистательный взлет, достойно венчающий длинную цепь триумфальных побед?
Обуреваемый такими сомнениями, он метался по пустой спальне, слишком большой для одного. Его порывистые движения повторяло огромное зеркало из полированного серебра, которое после смерти Юлии он велел перенести к себе в надежде, что в нем еще живы тени ее отражений. Надежды были напрасными, и он перестал обращать внимание на зеркало. Но сейчас вдруг обратил и увидел себя. Остановился, удивленно вгляделся, глаза его увлажнились. Для Юлии он старался держать себя в форме, оставаясь Помпеем ее девичьих грез – статным, подтянутым, мускулистым. Возможно, он и не смотрел на себя до этого момента.
Помпей Юлии исчез. Перед ним стоял пожилой грузный мужчина со вторым подбородком и отвисшим животом. На боках вместо талии складки жира. Знаменитые голубые глаза потускнели и заплыли, нос, сломанный при падении с лошади около полугода назад, стал совсем приплюснутым. Только волосы оставались по-прежнему блестящими и густыми, только золото теперь превратилось в серебро.
За спиной кашлянул слуга.
– Да? – спросил Помпей, вытирая глаза.
– Гней Помпей, к тебе посетитель. Тит Мунаций Планк Бурса.
– Подай мою тогу!
Планк Бурса ожидал в кабинете.
– Добрый вечер! – громко приветствовал его Помпей.
Он сел за письменный стол, не спеша сложил руки и вперил в визитера свой буравящий взгляд, которым пользовался вот уже лет тридцать.
– Ты припозднился. Как все прошло?
Планк Бурса громко прокашлялся. Он не отличался красноречием.
– Пира, который бывает по случаю инаугурации, не было. Без консулов никто о нем не подумал. Поэтому я обедал у Клодия.
– Да, да, но сначала о главном, Бурса! Что было в сенате?
– Лоллий предложил назначить тебя диктатором, но, когда с ним стали соглашаться, выступил с возражениями Бибул. Он хорошо говорил. После него выступил Лентул Спинтер, потом Луций Агенобарб. Заявил, что ты станешь диктатором только через их трупы. Потом поднялся Цицерон. Еще одна хорошая речь, но уже в твою пользу. Все стали склоняться к мнению Цицерона, однако Катон устроил обструкцию. Председательствовал Мессала Руф, и собрание было закрыто.
– Когда следующее заседание? – хмурясь, спросил Помпей.
– Завтра утром. Мессала Руф созывает его с намерением избрать интеррекса.
– Так-так. А что Клодий? Что ты узнал, обедая у него?
– Он собирается распределить вольноотпущенников по всем тридцати пяти римским трибам, как только его выберут претором, – сказал Бурса.
– Чтобы потом контролировать Рим через плебейских трибунов?
– Да.
– Кто еще был там? Как они реагировали?
– Курион возражал, причем очень резко. Марк Антоний говорил мало. И Децим Брут. И Помпей Руф.
– Ты хочешь сказать, что все, кроме Куриона, одобрили идею Клодия?
– О, вовсе нет. Все были за Куриона. Он просто высказал общее мнение. Назвал Клодия сумасшедшим.
– Подозревает ли Клодий, что ты работаешь на меня?
– Никто ни о чем не подозревает, Магн. Мне доверяют.
Помпей пожевал нижнюю губу.
– Хм… – Он глубоко вздохнул. – Тогда нам надо подумать, как повести дело так, чтобы тебя не раскусили и завтра. Ибо на завтрашнем заседании ты не очень-то облегчишь Клодию жизнь.
Бурса сохранил свой обычный невозмутимый вид:
– Что я должен сделать?
– Когда Мессала Руф начнет жеребьевку, ты наложишь вето на процедуру.
– Вето на назначение интеррекса? – тупо переспросил Бурса.
– Правильно. Вето на назначение интеррекса.
– Можно спросить почему?
Помпей усмехнулся:
– Можно. Но я не отвечу.
– Клодий придет в ярость. Ему нужны выборы.
– Даже если Милон выдвинет себя в консулы?
– Да, потому что он убежден, что Милона не изберут. Магн, он знает, что ты поддерживаешь Плавтия, ему известно, сколько денег ушло на взятки. А Метелл Сципион, который мог бы поддержать Милона, потому что тот связан с Бибулом и Катоном, сам баллотируется и тратит деньги на поддержку своей кандидатуры. Клодий уверен, что Плавтий пройдет в младшие консулы. А старшим консулом станет Метелл Сципион.
– Тогда после собрания скажи Клодию, будто точно узнал, что я поддерживаю не Плавтия, а Милона.
– О, умно! – воскликнул Бурса, внезапно оживившись. Он немного подумал и кивнул. – Клодий в это поверит.
– Ну и отлично! – весело бросил Помпей.