– Скоро стемнеет. Нам следует послать кого-нибудь во дворец, известить, что ты останешься здесь. Королева может обеспокоиться твоим отсутствием и прислать сюда стражу в поисках тебя.
– Она никого не пришлет, потому что я ни разу не была во дворце. Она даже не знает, что я покинула дом. Всю неделю я провела в этом доме, дожидаясь тебя.
Он приподнял ее юбку.
– Это платье вполне годится для посещения дворца. Я подумал, что ты приехала в Вестминстер.
– Это все, что у меня есть. Есть, конечно, и другие платья, те, что остались от прошлой жизни, но Марк не позволил мне их носить. Он говорит, что они напоминают ему о тяжелых временах.
– Марк знает, что ты приехала ко мне? Удивительно, как он мог позволить.
– Я не спрашивала его разрешения. Он видел, что я полна решимости, и не пытался меня остановить. Он даже обязал меня попросить лучшего каменщика Англии об одной услуге. Пойдем, я покажу тебе.
Она встала, взяла его за руку и вывела в сгущающиеся сумерки. Она чуть не забыла об этой просьбе. На самом деле, это был подарок Она с нетерпением ждала, как он удивится.
Джоан подвела его к верстаку у куста боярышника. На нем, закрытая полотном, возвышалась большая бесформенная глыба.
– Закрой глаза.
Он с любопытством посмотрел на верстак, и его веки сомкнулись. Она сбросила покрывало и обнажила не Святую Урсулу, а мерцающую глыбу белого камня.
– Смотри.
Он открыл глаза, и она увидела в них изумление, но ни капли той радости, которую рассчитывала увидеть.
– Это мрамор, – пояснила она.
– Я знаю.
– Когда мы приехали домой, первое, что Марк сделал, перенес могилу отца. Он хочет поставить статую в часовне возле склепа, где сейчас покоится его тело. Святой Георг в доспехах, чтобы таким образом увековечить то, как он погиб. Из лучшего мрамора, сказал он, высеченная лучшим каменщиком, то есть тобой. Найти такую глыбу было нелегко. Ее из Италии привез епископ, хотел оставить на свое собственное надгробие.
– Камень прекрасен, Джоан.
Ее смутило отсутствие энтузиазма в его голосе.
– Разве ты никогда не работал с мрамором?
– Работал, дважды, но я не смогу сделать эту статую.
– Почему? Она будет прекрасна, и ты можешь делать все, что захочешь. Марк доверяет твоему вкусу, ему не нужны эскизы. Он знает, что ты занят на строительстве и на изготовление статуи потребуется много времени, если это тебя волнует.
Он не спеша приблизился к камню, коснулся его поверхности, пробежался пальцами сверху вниз. Сожаление омрачило его черты.
Он поднял свою левую ладонь, и она увидела толстый красный шрам от кинжала Ги, пролегший от большого пальца до мизинца.
– Я не смогу высечь ее для тебя. Я не могу держать резец.
Эти слова, произнесенные безжизненным голосом, ошеломили ее. Она взяла его руку и внимательно посмотрела на шрам, затем осторожно обвела пальцем его неровный край.
– Мне рана не кажется опасной, кости целы.
– Дело не в костях. В другом.
– Ты говорил, лекарь уверял тебя, что все будет в порядке. Рана Аддиса была гораздо тяжелее, но время залечило и ее.
– И лекарь, и Аддис говорят, что еще есть надежда, но я знаю. Еще до того, как она начала затягиваться, я уже знал.
– Как ты можешь знать? Еще слишком рано отчаиваться. Ты просто должен тренировать ее, работать с инструментами и со временем…
– Бог свидетель, я пробовал. Я взял инструменты взаймы у каменщика в том городе, где живет мой дядя, и попытался. Чтобы удерживать резец под ударом молотка, нужна сила, а в моей руке ее больше нет. Смотри. Я не могу даже сжать кулак.
Он попытался, но лишь согнул пальцы. Он пытался сжать кулак, и вся его рука напряглась от усилия. Его бессилие разрывало ей сердце.
Она наклонилась и прижалась щекой к его ладони.
– Ты лишился из-за меня возможности ваять.
– Как видишь, потеря оказалась незначительной.
Очень значительной. Огромной. Она прекрасно понимала, как велик был нанесенный ему ущерб.
– Я все равно буду строить. Дворцы и церкви, как я и мечтал. Я получил больше, чем потерял.
Она посмотрела на него, и их взгляды встретились. Несмотря на его браваду, они оба знали правду. Он сможет строить, но он никогда не сможет ваять. Может быть, его рисунки и геометрия позволят ему увидеть разум, но он никогда больше не познает душу.
Она отпустила его руку. Затем подошла к деревянному ящику возле стола, открыла его и извлекла оттуда молоток и резец.
– Этому не бывать. Я не смирюсь с этим. Ты будешь пробовать снова и снова, пока твоя рука не станет сильной. Ты высечешь статую моего отца.
– Твоя решимость ничего не изменит, прелестная голубка.
– Изменит. Вот увидишь. – Она вручила ему инструменты. – Возьми. Увидишь.
Риз неохотно взял инструменты в руки. Спокойствие исчезло с его лица, когда он почувствовал их тяжесть и объем.
– Джоан…
– Пожалуйста, попробуй. Я не смогу вынести, если ты потеряешь эту часть себя. Это несправедливо. Неправильно. Так не должно быть.
Его начала злить ее настойчивость. Она испугалась, что он сейчас бросит инструменты на землю и уйдет.
– Пожалуйста. Ради меня.
Его правая рука сжала рукоять молотка. Левая сомкнулась на основании резца. Гнев ярче вспыхнул в его глазах.
– Хорошо, я попробую один раз, ради тебя, чтобы ты убедилась в тщетности этой затеи. А когда ты все увидишь сама, то больше никогда не заговоришь со мной об этом.
Он посмотрел на камень, и какая-то особая сила сменила его гнев. Он измерил камень, оценив его глубину и прочность, принимая решение. Выражение его лица напомнило ей о том прекрасном воскресном дне, когда она лепила свою статуэтку, наблюдая, как он ваяет.
– Ты видишь в нем фигуру? – спросил она.
– Да, в нем есть твой Святой Георг.
– Значит, его нужно только освободить.
Он посмотрел на инструменты. Затем поднял резец и, под углом приложив его к камню, взмахнул молотком. Удар пришелся точно по ручке, но рука не смогла удержать резца, он выскользнул и упал в грязь.
Этот глухой стук отозвался болью в ее сердце. Риз не солгал: его рука не могла держать резец.
Напряженное молчание повисло между ними. Риз казался смирившимся с неизбежным, но немного обиженным. Он не хотел больше надеяться, не хотел еще раз испытать разочарование на глазах у нее. Глубокая печаль, скрытая от посторонних глаз, просочилась сквозь все воздвигнутые им преграды, и устремилась к ней.
Ее сердце сжалось от жалости и сострадания к нему. Он пытался скрыть от нее свои чувства, но это ему не вполне удавалось.
– Это так несправедливо по отношению к тебе! Ничего не приобретя, ты столько потерял.
– Этот мир не всегда справедлив, и тебе это известно не хуже, чем мне. А по поводу того, что я ничего не приобрел, ты ошибаешься. Я достиг того, чего хотел для тебя. Я ни о чем не жалею, и я не позволю тебе жалеть меня.
Все такой же мужественный, как всегда сильный, но она знала: он глубоко несчастен. Ей хотелось во что бы то ни стало найти способ утешить его, вернуть ему эту, такую важную для него, часть жизни. Непременно должен найтись такой способ, который позволит исправить эту несправедливость.
Она обошла вокруг Риза и подняла резец, холодное металлическое основание отозвалось тяжестью в ее ладони.
– Возьми его, приставь к камню в том месте, куда нужно бить. Я буду держать его за тебя.
– Из этого ничего не выйдет, любимая. Когда я работаю, две руки становятся одной, это одно движение и одна мысль.
– Возьми его, сделай так, как я прошу. Тебе нечего терять, а еще один удар по самолюбию ты вполне способен вынести.
Он глубоко вздохнул и махнул рукой.
– Тогда встань здесь, и я покажу тебе, как держать руки.
Она встала перед ним со стороны его левого локтя и подняла резец обеими руками. Его ладонь обхватила ее руки и приставила инструмент к камню.