Все возбужденно зашумели, когда вкусный запах идеально прожаренной свинины коснулся ноздрей. Свиную тушу с предосторожностями вытащили из очага и положили на огромный деревянный поднос. После этого Люк принялся нарезать сочное, нежное мясо и раскладывать куски по деревянным тарелкам.
Этот пир был всем пирам пир. Кроме свинины все с удовольствием налегали на лаулау – запеченную смесь из рыбы, курятины и свинины, – на лосося с помидорами, на креветок и крабов, на кокосовый пудинг, не говоря уже о плодах хлебного дерева, бананах, ананасах, папайе и манго.
– На моей родине о таком угощении говорят «стол ломится от яств», – сказал Люк своим гостям. – Но здесь, по-моему, надо говорить «земля ломится от яств».
– На твоей родине? – саркастически усмехнулся Киано. – Америка перестала быть твоей родиной. Ты стал одним из нас, ты гаваец.
– И я ужасно рад им быть, дружище!
Люк высоко поднял стакан с пуншем и опустошил его одним глотком.
В середине трапезы Люк вдруг перестал есть и прислушался. Рот у него округлился от изумления.
– Должно быть, это мне снится, – пробормотал он.
Люк отчетливо услышал, как где-то заиграл оркестр. Он легко различил духовые, ударные и струнные инструменты, знаменитое треньканье гавайской гитары. Но что еще больше его поразило, так это мелодия, которую исполнял оркестр.
– Боже мой, да это же «Безмолвная ночь»! Я ушам своим не верю!
Лейлани с лукавой улыбкой наклонилась к нему и чмокнула в щеку.
– Твой десятник Нивеу вместе с другими рабочими уже несколько недель тайком разучивал разные американские рождественские песни и гимны, чтобы отблагодарить тебя за великодушие и доброту. Для них ты перестал быть малихини, ты теперь камааина.
– Старожил! – рассмеялся Киано и предложил еще один тост: – За моего побратима – Люка Калла… – Он запнулся и тут же поправился: – За Люка Дженнингса!
Все выпили, а музыка звучала все ближе и громче, пока наконец из-за деревьев не появились сами музыканты. От звуков до боли знакомых мелодий у Люка на глазах выступили слезы.
Преподобный Тэтчер наклонился к нему и шепнул:
– Все выше всяческих похвал, но если честно, то мне до смерти не хватает жареной индейки или гуся, фаршированного каштанами, и сливового пудинга.
Люк улыбнулся и согласно кивнул:
– А мне больше всего не хватает снега.
И как бы в ответ на его скрытое желание с растущих вокруг деревьев на всех обрушился водопад белых пахучих цветов. Люк поднял полную горсть и зарылся носом в мягкие лепестки.
– Счастливого Рождества, дорогая, – едва слышно проговорил он.
Но Лейлани услышала его слова.
– Спасибо, любимый, – ответила она и крепко поцеловала его в губы. – Счастливого Рождества и тебе.
Люк застывшим взглядом все смотрел куда-то вдаль и вдруг заметно вздрогнул, будто очнувшись от забытья.
– Что? Что ты сказала?
– Счастливого Рождества, глупенький! – Она вопросительно приподняла брови: – А может быть, ты поздравлял Кокуа или Ули?
Люк потряс головой, словно отгоняя какое-то навязчивое видение, и присоединился к общему веселью.
– Прости… – запинаясь, сказал он Лейлани. – Это все пунш. Немного поплыл, вот и все.
Но Люк солгал – он поздравлял Андрию!
Глава 6
Зал для приемов в королевском дворце был заполнен представителями местной аристократии, дельцами и землевладельцами. По торжественным случаям монархисты и сторонники присоединения к Америке собирались вместе, как бы заключая временное перемирие. Сегодня прием давался по случаю дня рождения принцессы Лилиуокалани.
Церемония требовала соответствующей одежды, и пришедшие гости были одеты по самой последней моде великосветских балов Парижа или Лондона.
Принцесса блистала в платье лимонного цвета из тонкой кисеи, расшитом белыми цветами и украшенном зелеными лентами. В причудливую прическу принцессы были вплетены цветы.
Андрия промучилась чуть ли не полдня, выбирая подходящее платье. Она боялась невольно затмить принцессу, которая стала одной из ее лучших подруг.
– Я не слишком буду привлекать к себе внимание? – поинтересовалась она у Ли, прежде чем спуститься вниз и присоединиться к гостям.
Андрия остановила свой выбор на черной широкой атласной юбке простого покроя и подходящей к ней белой атласной же блузке с отложным воротником, которая скромно прикрывала грудь. Пышные рукава и широкая лента, перехватывающая талию, придавали Андрии девически невинный облик, который никак не мог соперничать с чувственным нарядом принцессы.
– Можешь одеваться как угодно, но избежать мужского внимания ты не в состоянии, – весело ответила Ли и крепко обняла свою подругу. – Принц снова просил твоей руки?
– А тебе-то что за дело? Куда ни взгляни, всюду твой любопытный нос!
– Да я знаю, что просил. Вчера вечером на веранде, – будничным тоном сообщила Ли.
Андрия сделала вид, что не на шутку разозлилась:
– Ну знаешь, это уж слишком! Ты не только везде лезешь, так еще и подслушиваешь!
У подножия лестницы ее ждал Дэвид. Он был особенно красив в вечернем костюме, белоснежной рубашке с защипами на груди и черном галстуке. Увидев спускающуюся Андрию, он протянул ей руку.
– Ты выглядишь просто божественно, любовь моя!
– Вот это точно! Пользуясь случаем, прошу отдать мне первый танец, мисс Каллаган. – Уайли, министр иностранных дел, учтиво поклонился.
– Сочту за честь, мистер Уайли.
Дэвид спокойно отнесся к напускному равнодушию девушки и, скрестив руки на груди, лениво наблюдал за кружащимися парами.
В вихре вальса Андрия успела улыбнуться министру юстиции Джону Рикорду, кивнуть верховному судье Ли и еще нескольким друзьям. Танец довольно бесцеремонно был прерван Калебом Каллаганом:
– Вы позволите, господин министр?
– Калеб, шельмец ты этакий, я только начал входить во вкус! – хихикнул лукавый шотландец.
– Я буду должна вам еще один танец, мистер Уайли, – пообещала Андрия.