Солнце нещадно палило, наполняя остатки живого кислорода удушливыми парами с подземных галерей, приносящимися сюда ветром. Толпа жадно глотала воздух, обмахиваясь небольшими листьями опуха. Никому не позволено сойти с места, никто не мог покинуть двор до окончания акта послушания.
Хозяин расстегнул кожаные ремни, перекрещенные на груди, соединенные большим металлическим кольцом и сбросил их на землю, освободив себя от последней помехи, сковывающей его движения. Он расправил огромные крылья за спиной, вытягивая каждое серое перо, как остроконечные пики, вверх.
Змейка черного кнута послушно волочилась за ним, шуршанием выдавая нетерпение, словно потирая чешуйки в ожидании живой плоти.
Столб, вонзенный в землю, был изготовлен специально для его нерадивой жены - молодой шалфейи, чьи поступки вызывали в нем неописуемую ярость. Все что требовалось от нее - покорность, но она не могла похвастаться столь естественным для супруги качеством.
Изо дня в день Ли?сица придумывала новые изощренные способы досадить своему хозяину, ставя под сомнения его статус в его же замке.
Ледяной взгляд ярко голубых глаз устремился на полуобнажённое тело супруги, привязанной к столбу высоко за руки, грубыми веревками стянутые запястья. С нее было сдернуто платье, и ничего не прикрывало груди, и в крылья вплетены тяжелые грузы, обмотанные вокруг туловища ниже лопаток. Изуверские приспособления вдавливали хрупкое тело в неотесанный столб. На спине виднелись незажившие рубцы предыдущей экзекуции.
Лицо хозяина разгладилось в предвкушении действа, еще немного, и в его сознание вольется сладкий нектар, которым он будет кормиться пару недель, пока не представится новый случай утолить голод ненависти к шалфейе.
Хозяин Ульф не стал подходить близко, чтобы поговорить с женой, он уже достаточно унизил ее, оставив на ночь посреди двора, в надежде, что кто-нибудь из кушинов воспользуется возможностью позабавиться с ней, но следов насилия, кроме тех, которые он сам оставил своим кнутом, не было.
Длинные ярко красные волосы слиплись от пота, закрывая окаменевшими сучьями лицо. Голова Лисицы плотно зажата между собственных вытянутых рук.
Черная змея взметнулась в воздух, на долю секунды заслонила солнечный свет над собравшимися.
- Раз, - произнесла толпа.
Крик не последовал за ударом.
- Какого Нуроса! - бешено взревел хозяин, замахиваясь кнутом во второй раз. Тысячи пчел одновременно впились в израненную спину шалфейи, разрывая кожу.
- Два, - считала толпа, уже тише.
Двор опять погрузился в тишину.
Быстрым шагом Хозяин преодолел расстояние, разделяющее его с жертвой. Шалфейя не шелохнулась, оставаясь в том же положении, что и перед поркой. Он схватил ее за волосы и оттянул голову назад, чтобы удостовериться, что она жива и просто терпит, чтобы не усладить его слух пронзительными криками и мольбами. В нос сразу врезался запах Сонной травы - приторно сладкий с примесью цветущего дерева ига. Его лицо исказилось от гнева.
- Кто дал ей зелье? - зловеще прошипел Ульф. Но когда ответа не последовало, он резко развернулся, замахиваясь кнутом на первый ряд зрителей.
- Кто дал ей зелье? - заорал он в толпу, разглядывая лица близстоящих к нему рабов, кушинов и шалфейев.
Он обезумел от злости: некто посмел нарушить его чудно подготовленный ритуал. Одурманенная жена ему не интересна - она не издаст ни звука и не придет в сознание, даже если он надумает пытать ее каленым железом, вытягивая последние соки из изувеченного тела. Действие снадобья пройдет не скоро, к этому времени хозяин сойдет с ума от неудовлетворенности, ничья другая плоть не вызывает в нем столько эмоций, как крики собственной жены о пощаде.
От мыслей об округлостях противоположного пола он поморщился, как от кислого яблока. Безобразные твари с дырой вместо души, умеющие только раздвигать ноги.
Хозяин сложил кнут и заправил за пояс, вытащил нож и разрезал веревки. Шалфейя свалилась на землю.
- Представление закончилось!! - взмахнул свободной рукой Ульф, разгоняя ораву стоящих, все еще напряженно жмущихся друг к другу.
Он выругался и перекинул супругу через плечо.
- Я все равно узнаю, кто опоил вас, госпожа! - зловеще пригрозил хозяин, подкидывая ношу, которая начала неприятно надавливать на ключицу. Порванная юбка Лисицы приоткрыла бедра, исполосованные плетью. Те, кто заметили это - отпрянули, как от огня. Толпа редела, с ужасом глядя друг другу в глаза. Поддержка и сострадание глубоко спрятались в их сердцах из-за страха оказаться на месте хозяйки. Каждый был сам за себя в землях великого жреца. Только шалфейи, равнодушно обмахиваясь от жары, разошлись по своим важным делам, им - немногочисленным аристократам, остановившимся в замке Жреца, все эти представления уже порядком поднадоели.