Вихрем Жрец пронесся к Лисице и повалил ее, придавив своим телом. - Куда собралась, дрянь, мы только начали.
Капля крови оросила лицо шалфейи, от чего сознание вновь вернулось к ней. Подавив неприятные позывы в животе, ее забила дрожь снова и снова, возвращая к действительности. Она освободила руку и попыталась добить кровоточащий глаз. Ощерив зубы, Ульф ударил Лисицу кулаком в лицо, другой рукой стиснул горло. - Ты сдохнешь сейчас! Нурос с удовольствием изжарит твою душонку!!
Стон вырвался из груди Лисицы, вытягивая последнюю надежду на спасительный вздох. Она захрипела и с громким сипом вдохнула. Кровь заполнила рот.
Жрец сопротивлялся собственной боли, боролся с туманом на целом глазу. Он не мог видеть деталей, но это было совершенно ни к чему.
-Да станешь ты ничем!
Пришел день, которого он ждал долгое время, почти всю жизнь - так ему казалось.
Лисица собрала последние силы, извиваясь под тяжелым телом, второй удар оставил ее лежать неподвижно. Даже душераздирающий крик рабыни не вывел из оцепенения. Веки отяжелели, и она провалилась в бездыханное никуда.
***
Одурманенный, Ролл возвратился в лагерь. Хоут не ослушался приказа, и воины не двинулись в путь с рассветом, хотя в воздухе витали вопросы. Воины не понимали, отчего до сих пор не было приказа покинуть границы.
Утренняя дымка почти рассеялась, но не в голове Ролла. Сегодня ночью он не спал, и сладкое видение в виде соблазнительной красавицы вовсе не игра воображения. Он спешился с Рута и передал поводья подошедшему помощнику, снял шлем и быстрым шагом направился в свой шатер. Как он и предполагал, Хоут ожидал его, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Лицо его не выражало ничего, кроме кажущегося безразличия, но Ролл прекрасно знал, как голову брата распирает, словно бочку со свежим лелем.
- Не говори мне, брат, что ты здесь, чтобы поддерживать огонь в очаге.
- Я ждал тебя, как ты велел, и мне не терпится узнать, что же нас задержало? Хоут играл с длинной цепочкой, частью шипованного шара, тщательно пряча усталость и раздражение. Беспокоясь за брата, он не сомкнул глаз. Под утро, отчаянно борясь с мучительной сонливостью, он вернулся в шатер воина, чтобы недоумение из-за труднопонимаемого поступка господина вновь отрезвило его.
Ролл свалился на шкуры, служившие постелью, закрыв глаза, тихо произнес:
- Я не смог даже шелохнуться, если бы ты видел ее, то подумал бы, что сама природа Марава заигрывает с тобой.
- Так ты видел ее? И не сделал того, за чем пошел?
- Именно.
- Что-то я не узнаю тебя, ты уверен, что не упал с Рута и не стукнулся головой, а потом тебе все привиделось?
Хоут явно был доволен своей шуткой и кратко хохотнул, посерьезнев, добавил:
- Даже не думай, мы не можем. Ничего путного из этого не выйдет. Вспомни легенду... Ролл дернулся от боли в напряженных чреслах, когда перед его глазами, как наяву, вновь предстала обнаженная дочь короля. Он не должен так думать о ней, она - враг, она существо другой расы, другого мира.
- Я знаю и держу себя в руках, поэтому позволил ей улететь. Мы поедем домой, и я поговорю с Кронулом, но мне нужно выспаться... да и тебе тоже, я смотрю, ночь не казалась радостной.
- Я удивлен, что ты озабочен такой мелочью, как я, дорогой брат.
- Пожалуйста, пришли ко мне Акелу с лелем, иначе я проворочаюсь до вечера.
- Я и не знал, что стал твоим фарлалом на побегушках, - раздраженно сказал Хоут, заправляя цепь за пояс. - Смотри, не расплескай лель, когда набросишься на Акелу.
Хоут увернулся от полетевшего в него сапога и выскользнул из шатра.
Ролл растянулся на шкурах и задремал. Тихий шелест платья потревожил надвигающийся сон. Рядом опустилась Акела, беззвучно протянув кубок с лелем. Воин резко отбросил ее руку в сторону, кубок полетел в другой конец шатра, орошая земляной пол темной жидкостью. Служанка ахнула от неожиданности, когда Ролл зафиксировал ее затылок и потянул к себе. Сон улетучился, он не мог больше сдерживаться и грубо подмял Акелу под себя. Опытная любовница не почувствовала запах леля в его частом дыхании, поэтому удивилась странному возбуждению, овладевшему воином.
Проведя почти всю молодость в походах, обслуживая похоть фарлалов, она привыкла к любому поведению. Вечерами и ночами ей приходилось спать с несколькими. Хотя большинство и не причиняли ей никакого вреда, но бывали дни, когда наутро тело ныло от синяков и ссадин.
Акела никогда не жаловалась, за такую работу ей хорошо платили, что обещало безбедную старость. Когда же никто не захочет взять ее, то она спокойно покинет отряд и купит где-нибудь кусок подземелья, построит дом и доживет дни спокойно на заработанные во время походов деньги. Но думать об этом еще рано, фарлалы не пропускали ее мимо, значит, годы не лишили привлекательности.