Война казалась неизбежной. Всеволод, считавший, что его воинская сила окажет на Ольговичей успокоительное воздействие, продолжал грозить им; войдя в черниговские земли, он продвигался к Трубчевску и Новгороду Северскому. Рюрик повел половецкую орду на Ярослава. Й в это время Ярослав прислал к великому князю послов, которые передали, что во имя мира и во исполнение воли Ярослава Великого, много лет назад поделившего Русь между сыновьями, Ольговичи соглашаются на договор с Мономаховичами и просят увести войска, а взамен посылать в Чернигов большие посольства для составления и скрепления договора.
Первым на мирные предложения Ольговичей откликнулся Рюрик. Он сразу начал рассчитываться с наемными половцами, отчасти возмещая им то, что они надеялись взять сами. Пришлось тряхнуть киевской казной, и хоть она была пустовата, Рюрику удалось собрать столько серебра, что это удовлетворило орду. Она ушла. Великий князь тоже стал отводить свою рать, хотя ни на единый миг не поверил в миролюбие Ярослава.
Пока Рюрик, довольный тем, что война не состоялась, уверял черниговского князя в своих дружеских чувствах и в знак примирения на вечные времена обещал выпросить у брата Давида город Витебск, сделав его вотчиной Ярослава, великий князь отвел войско и начал ждать, что будет дальше.
Всеволод Юрьевич решил прибегнуть к такому ожиданию, потому что это напоминало ему половецкий способ ведения войны. Давно это было — еще когда стояли на Колокше друг против друга два войска — Всеволода и Глеба, а в стороне расположились половцы, которые не хотели принимать ничью сторону, а желали быть только сами за себя. Они как бы предоставляли русским возможность сразиться друг с другом, чтобы потом напасть на ослабленного победителя.
Помнится, тогда Всеволод был возмущен коварством половцев. Он жаждал битвы, и эта битва казалась ему единственно возможным путем достижения справедливости. Юный великий князь воображал, как вся Русь с восторгом следит за сверканием его меча.
Со дня той битвы утекло много времени. Великий князь многое стал видеть другими глазами. Теперь половецкий способ, кстати, выработанный половцами в русских междоусобицах, казался великому князю не таким уж неприменимым, если дело идет о сохранении его великокняжеского могущества и влияния. Можно не поверить Ярославу и вступить с ним в бой, но драться-то будешь за Рюрика, который еще недавно готов был предать и еще много раз будет готов к предательству. Будешь защищать Давида, ненавидящего тебя и сильную, процветающую твою державу.
Так, может, стоит поберечь силы и не делать того, что могут сделать другие?
Великий князь принял меры для обороны своих границ, отправил Ярославу в Чернигов уверения в дружбе и вернулся к своим повседневным делам. Из Чернигова до Киева и Смоленска было гораздо ближе, чем до Владимира.
Глава 37
Великий князь женил сына Константина, когда с Ольговичами был заключен устный договор о взаимном ненападении. Предоставив Рюрику и Давиду договариваться о передаче Витебска Ярославу, Всеволод Юрьевич, словно бы не заботясь об их делах, целиком посвятил себя женитьбе старшего сына. Константину исполнилось десять лет, и хотя он выглядел юношей, конечно же был еще мальчиком. Однако великий князь рассудил: чем раньше Константин женится, тем больше у него будет времени привыкнуть к юной жене и начать осознавать себя по-настоящему взрослым. Сам Всеволод Юрьевич был немногим старше сына, когда женился на Марье, и теперь считал, что ранний брак — самый лучший, потому что оба юных супруга, подрастая вместе, станут как бы одним нерасторжимым целым.
Княгиня Марья браку своего любимого сына не противилась, хотя легко согласилась бы с тем, что жениться Константину пока рановато. Жить юной чете надлежало во Владимире, в княжеском дворце им были предоставлены просторные покои, а это значило, что сын по-прежнему останется под крылом матери. И еще княгиню Марью утешало то, что ей нравилась невеста Константина — внучка смоленского князя Романа Агафья. Чем-то она напоминала Марье ее собственную дочь, скончавшуюся во младенческом возрасте Сбыславу. Такая же улыбчивая, спокойная и хорошенькая — как ангелок. Марье казалось, что Константину такая жена очень подойдет.