Младший братишка Любим тоже собрался с ними в поход, упрашивал Юряту, Добрыню. Напомнил даже, как Сам Юрята ему рассказывал, что впервые взял с собой на войну Добрыню и Бориса, когда они ненамного старше были Любима. Но тут уж Юрята встал стеной: никаких войн, пока не подрастешь. Не бойся, сказал, твои враги никуда от тебя не денутся, пусть тоже подрастут. И правда, Бориса и Добрыню Юрята брал с собой, когда сам еще был крепок. А потом — брал на осаду. Осада — одно, а биться с погаными в открытой степи — совсем другое. Так и не взяли Любима, обиженного до слез.
Донские степи были еще далеко, и войско великого князя двигалось по лесным дорогам Рязанщины. Места здесь были глухие, безлюдные. Но часто встречались разоренные и сожженные деревни, население которых разбежалось, а то было перебито или уведено в плен. Брошенные, зарастающие травой поля, в реках и речушках — вбитые в дно сваи, все, что осталось от сгоревших мостов. А сами места — благодатные, жить бы здесь людям да жить. Они и жили, пока половецкие орды, волна за волной накатывавшиеся сюда из диких степей, не вымыли из этих мест людей, которых некому было защищать.
Князья рязанские больше друг с другом сражались, чем заботились об охране своих границ. Жаловались на малые свои доходы, потому что обезлюдевшая земля доходов не приносит. А ведь могла бы. Сколько труда здесь было потрачено — по всему видно. Край был крепкий, села — большие. Попробуй раскорчуй в лесу поляну да задери сохой неподатливую лесную землю. А таких полян много по лесу было раскорчевано, и хлеб, похоже, здесь рождался — хватило бы, чтобы прокормить большую волость. И все пропало. Ну, ничего, не зря же великий князь ополчился на поганых. Вот очистится от них степь, откатятся они в необозримые дали, чтобы обратно не возвращаться — и снова придут сюда люди, расчистят поля, построят дома, мосты.
Дороги здесь еще не успели зарасти кустарником да травой, значит, по этим дорогам и придет сюда жизнь…
Князь ехал молча, слегка нахмуренный. Может, тоже с грустью размышлял о том, какие беды пронеслись над этим краем. Хотя — кто знает мысли великого князя? Ведь он думает совсем не так, как другие люди, — Добрыня давно это заметил. Он смотрит — а видит не только то, что перед глазами, но и заглядывает далеко вперед, высматривая в отдаленном будущем видимое ему одному. Что ему десяток-другой сожженных деревень, когда он владеет пространствами, которые простому человеку невозможно окинуть даже умственным взором? Что для него половецкая орда, на усмирение которой он двигает свои полки, если он повелевает множеством людей — и боярами, и владетельными князьями, и среди них он — как месяц среди звезд, сияющий и пасущий их бесчисленные стада? Распоряжаясь такой силой, подвластной ему во всем, он временами должен чувствовать себя едва ли не Богом, а значит, и думать и действовать как Бог — справедливый, грозный и вездесущий. Не слишком ли тяжело это для обычного человека?
Великий князь, однако, меньше всего сейчас чувствовал себя божеством. Раздумывал: не напрасно ли сам отправился с войском? Воеводы могли с этим походом управиться и без него, а дома нашлось бы много важных дел. К тому же княгиню Марью, беременную на шестом месяце, оставил. Эту беременность — уже двенадцатую по счету — Марья переносила тяжело, жаловалась на боли, почти не вставала с постели. Конечно, есть кому за ней приглядеть, да и не впервые Всеволод Юрьевич оставляет жену, когда она на сносях, но на этот раз почему-то кажется, что ей без него будет плохо.
Но, с другой стороны, пора князю Константину вкусить походной жизни. Уже женатый человек, а на войне не был. В его годы Всеволод уже был вояка. Правда, и войны тогда случались чаще, много смуты было среди князей, да и великий князь Андрей не давал никому покоя. Вот как странно получается: хочешь, чтобы не было войны на Русской земле, а в то же время понимаешь, что мирная жизнь из князя Константина не сделает достойного преемника великому князю Владимирскому, не закалит дух, не укрепит волю, не научит посылать людей на смерть, наконец. Пожалуй, правильно, что поехал сам и Константина взял. Кто ему лучшим учителем будет, чем отец? Хотя Добрыня тоже неплохой учитель.