Когда закончились свадебные торжества, старшие сыновья разъехались — кто в Ростов, кто в Суздаль. Ярослава, заметив в нем совсем не сыновнее влечение к мачехе, великий князь услал в Юрьев — подальше с глаз, но без гнева. Снова начались будни, навалились дела.
По-прежнему единственными осязаемыми врагами Всеволода были Глебовы внуки — Изяслав и Михаил, они непрестанно тревожили владимирские границы, после того как были разбиты Георгием, сумели оправиться и своими малочисленными дружинами, способными быстро передвигаться и бесследно исчезать в лесах, причиняли немало бед селам и небольшим городишкам. Тем обиднее было — великий князь, перед которым дрожали сильные мира сего, терпел ощутимые неудобства от столь ничтожного противника, словно лев, кусаемый надоедливой блохой. Другие враги — Чермный и князья северские — были слишком заняты утверждением старшинства среди Ольговичей, и с ними можно было жить не воюя.
Всеволод Юрьевич, оставив, как в старые времена, дома ожидающую его княгиню, возглавил войско и повел его на Глебовичей. На этот раз он действовал решительно и быстро, не дал Глебовичам закончить дело миром, разбил их дружины и пленил обоих князей. Они были присоединены к другим несчастным рязанским мужам, содержавшимся в Петрове — городе близ Ярославля.
Победоносная война, занявшая всю зиму, требовала от великого князя следующего шага, доказывавшего миролюбие и любовь к общему спокойствию. Искать мира все еще было его потребностью. Великий князь решил замириться с Ольговичами.
Это сделать было непросто — слишком все перепуталось в Южной Руси. Чермного можно было бы ублаготворить Киевом, но там сидел Рюрик, который сумел извлечь уроки из своих несчастий и за короткое время сколотил порядочную дружину. И всегда был готов сам ее возглавить. Сложным представлялось и положение с днепровскими городами: когда-то они принадлежали великому князю, оспорившему их у Романа Галицкого, потом Рюрик объявил их своими, как все тогда считали — временно, пока великий князь не восстановит свои права и не заберет города обратно, но забрал их у Рюрика не он, а Чермный. Чьи же теперь днепровские города? Этот вопрос мог стать весьма спорным. А ведь еще был Переяславль, давняя вотчина Мономахова дома, а в Переяславле Чермный посадил своего сына, изгнав Ярослава Всеволодовича. Так что прежде чем заключать мир, надо было все тонко рассчитать и точно взвесить, где-то нажать, где-то уступить, стараясь не задеть ничьих притязаний, ничьей чести.
Ясно было только одно: начинать мириться следовало первым. Великий князь решил действовать через митрополита киевского Матфея — он был недавно поставлен в Киев из Константинополя, еще не попал в зависимость от князей, не имел широкой известности и должен был обрадоваться возможности участвовать в примирении враждующих сторон — Ольговичей и Мономаховичей. Митрополиту Матфею в случае успешного завершения дела досталась бы слава миротворца, всегда столь желанная духовным владыкам. Великий князь пригласил митрополита к себе, тот вскоре приехал, и начались долгие переговоры.
Всеволод Юрьевич принимал митрополита Матфея ласково и радушно. Прибытие главы русского духовенства было с радостью встречено и владимирскими горожанами — целые толпы собирались возле княжеского двора, желая увидеть владыку и получить из его руки благословение. Он по нескольку раз в день выходил к народу и благословлял всех, никого не пропуская, и даже не сердился, когда замечал, что некоторые ухитрялись подходить к нему по нескольку раз — для надежности, и, как они, наверное, думали — для большей крепости митрополичьего благословения.
Растроганный таким приемом, Матфей, однако, умел проявить в переговорах с великим князем достаточную настойчивость и твердость. Самым трудным, конечно, оказался вопрос о Переяславле. Надо было заставить великого князя забыть обиду, простить Чермному наглое изгнание Ярослава. А Всеволод не хотел ее просто так забывать, держа в запасе как убедительный довод своей правоты в споре с Чермным.
Митрополиту Матфею пришлось поездить — от великого князя к Чермному, от Чермного к Рюрику и снова во Владимир. Условия мира обговаривались долго, но в конце концов все пришли к соглашению.
Никто заранее не мог себе представить условий, на каких это соглашение было заключено. Ради того, чтобы сесть в Киеве, Чермный решился на шаг, от которого должны были перевернуться в гробах все предки его, а нынешние Ольговичи — порвать с ним все родственные отношения. Но предки, в сущности, мало беспокоили Чермного, а те из Ольговичей, которые могли в случае надобности померяться с ним силами, были заняты дележом Галицкого княжества и борьбой друг с другом. Прочие же боялись Чермного и не решались возразить ему. В обмен на Киев Чермный отдал Чернигов — древнюю вотчину Ольговичей. Рюрику нравилось быть киевским князем не меньше Всеволода Святославича, но ради возможности достичь невозможного — сесть на черниговский стол — он согласился на такой обмен. На радостях Чермный отказался от Переяславля, возвратив его великому князю. Те пять днепровских городов, из-за которых началась когда-то война, тоже остались за Всеволодом Юрьевичем. На том были составлены грамоты, скрепленные клятвами и целованием креста.