Высота Аконкагуа составляет 6962 м, это высочайшая гора мира за пределами Гималаев, но я уже успел с ней познакомиться. В ноябре 1994 года у меня не получилось подняться на нее, но на следующий год в феврале я вернулся и покорил гору, совершая серию восхождений на семь вершин[1]. Теперь я вернулся, чтобы пролететь над старым соперником. Я мог выбрать более низкогорный участок Анд, но нацелился на Аконкагуа, поскольку это позволяло мне установить рекорд: пересечь Анды на воздушном шаре в самой высокой точке горной цепи.
Оставалась лишь одна проблема – ненадежность десятилитрового кислородного баллона. Он подтекал, когда прибыл из Англии, и замена резиновой прокладки ни к чему не привела. К счастью, Виктор нашел два пятилитровых алюминиевых баллона с сухим кислородом вроде тех, что используются в больницах.
Когда бюрократические вопросы были решены, а оборудование готово, мы с Руне приехали на аэродром, чтобы провести предполетную проверку. Нам не терпелось достичь цели, которая маячила впереди, дразня нас. В полете температура должна была опуститься с 40 °C до –40 °C, поэтому нам нужно было надеть несколько слоев одежды: шорты под арктическое термобелье и вещи для низких температур поверх всего этого. Руне также надел парашют, но для меня парашют мы не брали ради экономии массы и места. Зато на мне были горные ботинки и шлем, на случай если нам пришлось бы совершить аварийную посадку на склоне горы. В моем рюкзаке лежали веревка, кошки, небольшая палатка и спальный мешок. Неподалеку стоял вертолет со съемочной группой английского телевидения – он работал на холостом ходу, ожидая нашего взлета.
Время шло. Мы знали, что должны взлететь до восхода солнца, пока стоит штиль, и подняться достаточно высоко, чтобы поймать западный ветер, который перенесет шар через горы, прежде чем дневное тепло запустит восходящие термические потоки. Но ничто не шло по графику, и ощущение, что время уходит, обострилось в тот момент, когда кто-то из стартовой группы развернул шар вокруг своей оси. Я решил, что с меня хватит: пора вылетать. Удостоверившись, что Руне готов, я разжег горелку и поднял шар на 25 м над собравшейся толпой. Мы взмыли в утреннее небо над знаменитыми чилийскими виноградниками. Я проверил исправность системы спутниковой навигации и вышел на связь с диспетчером. Шар постепенно поднимался. Казалось, все идет хорошо.
По данным Виктора и метеорологов, западный ветер должен был подхватить шар на высоте 2500 м, но, поднявшись на нее, мы так и не сдвинулись с места. Мы висели неподвижно, прямо над аэродромом. Обещанного ветра не было, и я понимал, что нужно подняться выше, а значит, мне следовало немедленно облегчить массу, если я действительно надеялся перелететь через Анды.
Был один простой выход, которым я, не раздумывая, воспользовался.
– Руне, тебе придется спрыгнуть прямо сейчас! – объявил я, перекрикивая рев горелки.
– Что? – ответил Руне.
Не такого прыжка он ожидал, и необходимость закончить приключение раньше, чем планировалось, выбила его из колеи.
Я знал, что ради меня он готов почти на все, а потому пожертвует собственной попыткой установить рекорд, чтобы я осуществил свою.
– Если я пересеку горы, мы вернемся и сосредоточимся на твоем рекорде, – обещаю я, понимая, что иного выбора у меня нет, но презирая себя за это вынужденное решение.
Не говоря больше ни слова, Руне совершил прыжок. Одно движение – и он перемахнул через борт корзины и полетел в предрассветную тьму. Этот момент стал одним из самых болезненных за всю мою жизнь, ведь у меня на глазах человек, который больше всех помогал мне не погибнуть и не сойти с ума, шагнул за борт. Такому неопытному парашютисту, как я, прыжок казался невероятно опасным, и мне было страшно за человека, без которого я не добрался бы до Северного полюса и не собрал бы свой «большой шлем». Хотя мне очень хотелось выглянуть из корзины, я не мог вынести мысли, что парашют не раскроется и Руне разобьется у меня на глазах. Не помню, чтобы я хоть раз чувствовал себя так одиноко, как в те первые мгновения после прыжка Руне.
Но у меня не было времени размышлять о судьбе друга. Теперь, когда 90 кг живого балласта оказались за бортом, шар устремился ввысь, как ракета, и мне пришлось потрудиться, чтобы вернуть себе контроль над ситуацией. Чувствуя, как колотится сердце, я твердил: «Боже, надеюсь, он в порядке», – пока с земли мне не сообщили, что он приземлился без проблем. Затем я стал решать свои проблемы – проблемы пилота-новичка, который со скоростью 300 м в минуту поднимается на высоту, на которой еще никогда не бывал. Я уменьшил пламя горелки, надел кислородную маску и проверил свое местоположение. Ветра по-прежнему не было. Я поднимался по прямой. Меня это не устраивало, тем более что время поджимало. Мои запасы топлива были рассчитаны всего на пять часов полета, и нужно было как можно скорее двигаться на восток, поэтому я решил подняться еще выше, надеясь все же разыскать неуловимый западный ветер. Поднимаясь, я потерял из виду вертолет со съемочной группой. Последний летательный аппарат, который связывал меня с людьми, достиг предельной для себя высоты 6400 м. На моем высотомере мелькали цифры: 6700, 7000, 7300 м.
1
Имеются в виду Эверест (Азия), Аконкагуа (Южная Америка), Килиманджаро (Африка), Эльбрус (Европа), Денали (Северная Америка), Винсон (Антарктида), Пунчак Джая (Австралия и Океания) (прим. ред.).