Посмотрим теперь, что ожидает нашу экспедицию, для которой мы нарисовали такую мрачную картину на Венере, — что ее ожидает на поверхности Марса? Воздух его, вероятно, слишком редок для наших легких, но это затруднение легко устраняется респираторами, в роде тех, которыми запасаются наши водолазы. В случае чрезвычайного холода, аппарат, пользуясь светом Солнца, не закрытого постоянными облаками, как на Венере, всегда может умчаться в пространство и вернуться на Землю. Если же, — а это мы считаем самым верным, — экспедиция встретит на Марсе условия, близкие к земным, то изучение этого мира при полной безопасности представит колоссальный интерес, ибо какие широкие перспективы открываются нашей цивилизации, если мы найдем там разумных существ с своеобразной культурой, быть может, во многих отношениях превосходящей нашу?!
Нет, разобрав все доводы pro et contra, мы остаемся при нашем прежнем мнении: небесные экспедиции следует начать с Марса, а не с Венеры, так как это интереснее и безопаснее.
Профессор Московского Университета Ц.»
Подобная же полемика возникла между учеными всего мира, при чем, кроме Венеры и Марса, защит-ников нашли еще только три небесных тела: Луна и самые большие из спутников Юпитера и Сатурна — Ганимед и Титан. Сторонники Луны говорили, что хотя атмосфера ее и разрежена, она все же, вероятно, сохранилась, как доказывает это проф. Ловелл, в небольшом количестве в долинах и ущельях. Там же, может быть, есть своеобразная органическая жизнь. Поэтому прежде, чем удаляться куда-то за миллионы верст, лучше изучить ближайшее небесное тело, Луну, отделенную от нас всего 384,000 килом., и с которого, поэтому, всегда легко будет вернуться.
За Венеру стояли Петербург, Гринвич, Чикаго, Потсдам и другие обсерватории. Воинственный Марс соединил под своими знаменами Москву, Париж, Страсбург, Ареквипскую обсерваторию в Перу, Ликскую в Калифорнии и проч. Партия Луны была значительно слабее; из больших обсерваторий к ней примкнули только Берлинская Урания и Петербургская Обсерватория Русского Общества Любителей Мироведения. Венские астрономы предлагали целью первого небесного путешествия Ганимед или Титан. Хотя про этих спутников нам почти ничего неизвестно, зато как великолепно оттуда можно изучить Юпитер и Сатурн, — эти еще не вполне остывшие планеты, более похожие на Солнце, чем на Землю, которую они превосходят в 1280 и 719 раз. А грандиозные кольца Сатурна, а пятна Юпитера?! Для разрешения этих задач стоит пожертвовать изучением таких, сравнительно ничтожных миров, как Луна, Марс и Венера. К Вене присоединился Капштадт и Одесская Университетская Обсерватория.
Часто ученый спор переходил в ссору, и астрономы обратились в настоящих парламентских бойцов. Примирить все мнения попробовали миланцы. Они предложили, не спускаясь ни на одну планету, приблизиться, насколько возможно, поочередно ко всем, начиная с Меркурия, и затем вернуться на Землю с большим запасом наблюдений. После их обработки можно будет окончательно решить, которые из планет наиболее удобны для человека, и на них отправиться. Несмотря на благоразумие этого совета, он не имел никакого успеха: слишком сильно было желание спуститься на почву нового мира и водрузить там флаг, подобно Колумбу в Америке.
Члены клуба «Наука и Прогресс» тщательно следили за полемикой, так как разрешить спор зависело от них: 15 декабря они выберут планету и членов экспедиции. Они ответят на вопросы: «кто и куда?»
Если второй его частью, «куда?», интересовался весь мир, то первая — «кто?» касалась исключительно самих прогрессистов. Два имени были у всех на устах и назывались всегда в первую голову — это Имеретинский и Аракчеев; оба имели неоспоримое право быть выбранными и несомненно пройдут единогласно. Но третий член экспедиции только намечался, и кто из кандидатов выйдет из борьбы победителем, было очень сомнительно. Называли Гольцова, Штернцеллера, зоолога Флигенфенгера, Невельского и других.
Два жгучих вопроса в одно заседание! День 15 декабря обещал быть бурным, а прения сильно затянуться. Поэтому открытие собрания было назначено, вместо обыкновенных восьми часов, в пять.