— А что такое вот эта машинка? — спросила Наташа, указывая на большой сосуд на подставке, катающийся на колесах.
— Это автоматический механизм для удаления углекислоты. Все чудесные изобретения наших уважаемых коллег Люмьера и Вассерштофа, — ответил Имеретинский. — Ну что, господа, недурно? Здесь мы с князем Гольцовым трудились. Кстати, он все еще обдумывает устройство аппарата для измерения скорости вагона в пространстве; ведь вот взялся же за неисполнимое дело.
Флигенфенгер прямо захлебывался от восторга. На этот раз от него не отставала и Наташа; даже Добровольский оживился; он прежде не заходил еще внутрь вагона и теперь также был приятно поражен. Восклицания так и сыпались.
— Как хорошо будет ехать в такой прелестной комнате!
— Да ведь это дворец!
— Да здравствует Валентин Александрович!
— Наш «Победитель пространства» лучше любого экспресса!
— И при том во много раз быстрее!
— И красивее!
— И удобнее.
Большие башенные часы завода громко пробили без четверти восемь. У рабочего, осматривавшего фонарь, от волнения затряслись руки, но он справился с собой и продолжал свое дело. Затем он взял лестницу, по которой поднимался к фонарям, и вышел на двор. Здесь он остановился и, вынув часы, стал следить за стрелкой: было без 12-ти минут восемь. Из здания, где находились ученые и Наташа, к нему доносились веселые, молодые голоса людей, не знавших, что их ожидает в самом недалеком будущем. Общий энтузиазм еще не улегся, и все оживленно говорили про вагон.
— А знаете, — заявила Наташа, — ведь истинный победитель пространства, по моему, не аппарат, который мы сейчас видели.
— А кто же? — спросили ее остальные с удивлением.
— Кто? А ну-ка догадайтесь, — поддразнивала их молодая девушка.
— Наталья Александровна, не смейтесь над недогадливостью бедных служителей науки и наставьте их на путь истинный, — притворно грустным и обиженным тоном сказал Имеретинский.
— Да вы сами, Валентин Александрович! — ответила Наташа, бросив на него взгляд, полный искреннего восхищения и густо покраснев. — Разве не вы изобрели этот чудный небесный поезд, на котором мы полетим? Разве не вы в нем все так хорошо устроили? Нет, вы просто… — Но тут она совсем смешалась и сконфузилась чуть не до слез.
Часы показывали без 7-ми восемь. Стоявшего снаружи свидетеля этой сцены начала трясти нервная дрожь, так что он даже был принужден прислониться к стене. Губы его почти машинально прошептали: «Еще семь минут. Неужели они не уйдут? Но что же я теперь могу сделать?»
Вдруг, как бы спохватившись, он выпрямился и мысленно твердо сказал себе: «Пустяки, сентиментальность; на войне гибнут миллионы; долг перед родиной прежде всего.»
Но кто же был этот странный злоумышленник? Ни наружность, ни манеры, — решительно ничто не выдавало его инкогнито. Как выяснилось после, несколько человек видели его, но никто не мог сказать ровно ничего определенного; не было даже никакого намека на разгадку тайны.
А стрелка часов медленно, но верно двигалась вперед и прошла еще четыре деления. Около вагона, после горячих слов Наташи, так смутивших ее, водворилось молчание, и все почувствовали необъяснимую тоску. Точно к ним из тумана неизвестного подползало нечто грозное и неминуемое, как сама судьба. Тщетно Добровольский попробовал стряхнуть с себя и других внезапную грусть; веселым тоном он запел какие-то комические куплеты, но ни у кого не нашел отклика и сразу оборвал пение. Беседа продолжалась очень вяло.
— Когда же мы отправимся в наше путешествие? Я сгораю от нетерпения, — сказал Флигенфенгер.
— А вот 23-го «Победитель пространства» дол-жен быть совсем готов. Осталось кое-что доделать у зеркала и укрепить вагон в срединном отверстии. Все это займет немного времени. Затем мы представим полный отчет о наших работах клубу и примемся за воздушные шары. Постройка их легко может быть закончена в два или три месяца, то есть задолго до срока; раз со стороны аппарата задержек не представится, то мы и уедем в назначенный день, 20-го августа.
— Август 19…аго года, — задумчиво произнесла Наташа, — ты можешь быть горд, тебя запишут на скрижали истории!
До восьми часов оставалась одна минута. Если бы кто-нибудь посмотрел на четырех человек, собравшихся около блестящего, как вычищенное серебро, вагона и мирно разговаривающих, наверное ему и в голову не пришло бы, что должно произойти через минуту.