Шестьдесят секунд, — как это кажется мало в обыденной жизни, но как долго они тянутся, если мы томительно ждем чего-нибудь! Секундная стрелка проходит одно деление за другим, но все не может добраться до конца круга.
Колокол зазвонил, и каждый его удар глухо отзывался в возбужденном мозгу незнакомца, ожидавшего взрыва. Вот прозвучал и восьмой удар; все продолжало оставаться спокойным. На лбу у него выступили капли холодного пота.
«Как? неужели ничего не вышло? Убрали адскую машину, или испортился часовой механизм?» — такие мысли вихрем пронеслись в его голове.
Прошла еще одна минута. Имеретинский вынул свой хронометр и сказал:
— Пойдемте домой, господа, уже поздно; мы все интересное осмотрели.
В дверях он столкнулся с Гольцовым. Энергичный секретарь чуть не свалил его с ног и, перевернувшись два раза на месте, остановился.
— Князь, откуда это вы? — разом спросили его все.
Вместо ответа Гольцов крикнул восторженным голосом:
— Ура! Я, наконец, придумал…
Страшный взрыв прервал его на полуслове. Электрические фонари разом потухли. Все обволоклось густым серым дымом и потонуло во мраке. У Имеретинского как бы во сне мелькнула мысль о черном шаре при баллотировке и о краже чертежей; потом он лишился чувств.
В тот же вечер граф Аракчеев получил следующую лаконическую и ужасную по своей простоте телеграмму:
«Обуховский завод. 8 часов пополудни. По неизвестным причинам произошел взрыв в помещениях, где строился аппарат Имеретинского. Есть ли человеческие жертвы — не выяснено, вследствие обвала потолка.
На следующий день в газетах были описаны все подробности происшествия; из них мы и заимствуем сообщаемые ниже сведения. Взрыв произошел в помещениях, где были зеркало и вагон. От обеих частей аппарата остались одни щепы, и всю постройку придется начать заново. Крыша здания, в котором находились будущие путешественники, рухнула, погребая их под своими развалинами.
Первым подал о себе весть Флигенфенгер. Рабочие, разбиравшие обломки, услышали стон и оханье в углу под одной из рам потолка; они поспешили поднять ее, и на свет Божий появился бедный зоолог с огромной шишкой на лбу и разбитой рукой, но, к счастью, без серьезных повреждений. Силой взрыва его отбросило далеко в сторону, где он и пролежал часа два без движения, пока не пришел в себя. Отыскать других его товарищей по несчастью было гораздо труднее. Лишь под утро удалось добраться до них и извлечь их тела. Имеретинский и Наташа лежали рядом, Добровольский шагах в десяти от них. У несчастной молодой девушки на лбу запеклась кровь, и она была бледна, как полотно. Граф Аракчеев, тотчас по получении телеграммы примчавшийся на место катастрофы вместе с Сергеем, подумал сначала, что его дочь мертва, и почувствовал, что он недалек от сумасшествия. Только близость сына слегка подбодрила его. Однако доктор, осмотревший раненую, успокоил его словами, что череп не пострадал; зато у нее оказалась сломанной правая рука и сильно ушиблено бедро. Гольцова напором газа выбросило наружу в открытую дверь и ударило о груду кирпичей; такой удар не мог пройти даром: у секретаря оказалось несколько поломов и вывихов, а главное, были ушиблены легкие; жизнь, правда, в опасности не была, но раны требовали долгого лечения. Самым опасным было положение астронома: тяжелая стальная балка упала на него и серьезно повредила спинной хребет, так что первое время боялись даже за его жизнь. Но здоровая молодая натура преодолела болезнь, и Добровольский стал понемногу поправляться. Меньше других пострадал Имеретинский, отделавшийся несколькими синяками и царапинами да глубоким обмороком. Таким образом покушение окончилось сравнительно благополучно, так так не было человеческих жертв.
Полиция немедленно явилась на Обуховский завод. Всех, кто был на нем, тщательно допросили; осмотрели, как самый завод, так и его окрестности, но не обнаружили ничего, достойного внимания. Следствие под руководством судебного следователя по особо важным делам продолжалось больше месяца. Узнали только, что накануне происшествия в корпус, где стоял вагон, как будто по ошибке зашел неизвестный человек, и что после видели около завода двух каких-то подозрительных субъектов. Но кто они и куда девались, осталось загадкой. Далее выяснилось, что рабочий, поправлявший фонари незадолго до взрыва, на Обуховском заводе вовсе не служил и явился неизвестно откуда и неизвестно зачем. Тем же из старых рабочих, которые его спрашивали, кто он такой, он называл себя вновь поступившим фонарщиком, Алексеем Лепехиным, из Тамбовской губернии. После катастрофы он бесследно пропал. Вот и все, или, вернее, ничего, что удалось добиться полиции.