— Бензин весь вышел! — мрачно сказал шофер. Он был бел, как полотно, и пот струйками тек с его бледного лба.
Рогачев ничего не ответил и, кинув ему бумажник, бросился бежать. Он бы еще поспел, если бы толпа не преградила ему пути, когда он, наконец, добежал до Марсова поля. Сердце его билось с такой силой, что он почти не мог дышать; в висках стучало, а страшная неотвязная мысль: «Они погибнут; спасенье их зависит от тебя!» сводила с ума.
Он пробирался сквозь толпу народа с остервенением, работая локтями, и в ответ получая толчки и ругательства; что ему было до того? «Их надо спасти!» — и он продолжал с силой отчаянья проталкиваться вперед. Он кричал, но никто не слышал его, так как в это время как раз прокатилось долго не смолкавшее: «ура!» Впереди было еще много рядов тесно сомкнувшихся людей, а последние секунды проходили с ужасающей скоростью. Несчастный астроном почувствовал, что силы его оставляют, и был принужден остановиться, чтобы свободно вздохнуть. Еще усилие, и он будет у цели; экспедиция избежит гибели в холодном межзвездном просторе. Как раз в это время раздался пушечный выстрел и… Рогачев ясно слышал слова Имеретинского: «Руби канаты!»
Он хотел крикнуть: «стой!», удержать путешественников, идущих на неизбежную смерть, но новое «ура!» толпы заглушило его слабый, задыхающийся голос.
С воплем отчаяния кинулся астроном вперед и, наконец, истерзанный и почти лишившийся чувств, выскочил на свободное пространство около барака.
Почетные гости и члены клуба с удивлением смотрели на этого бледного человека без шапки, с всклокоченными волосами, зачем-то перелезавшего через ограду, предохранявшую их от натиска толпы; а он стоял и взором глубокой грусти следил за быстро удаляющимися воздушными шарами. Вот они делаются меньше и кажутся уже небольшими ласточками; выше и выше поднимаются аэростаты, унося «Победителя пространства». Но какой иронией казалось Рогачеву гордое название «Победитель пространства», когда он знал, что от этого «победителя» скоро останутся одни жалкие обломки!
Воздушные шары стали простой, еле заметной точкой, тонущей в сияющем воздушном океане, а странный человек без шапки, все еще не мог оторвать глаз от них. Члены клуба «Наука и Прогресс» о чем-то тихо переговаривались; в толпе уже шли обыденные разговоры, и народ начал понемногу расходиться. Рогачев сделал над собой усилие и, отвернувшись от той стороны неба, где исчезли аэростаты, подошел к группе прогрессистов, где стояли Аракчеев, Гольцов, Штернцеллер и другие. Они вопросительно посматривали на него. Молодой астроном негромко, но внятно произнес всего четыре слова:
— Сегодня Земля встречает Персеиды!
Этой лаконической фразы было достаточно, чтобы холодный ужас пронизал всех. Страшные слова, как молния, облетели собравшихся. Водворилось тягостное молчание, и только в глазах Штернцеллера как будто мелькнул жестокий огонек торжества, тотчас же, впрочем, пропавший. Члены клуба и их гости неподвижно стояли, застыв в тех положениях, в которых их застала роковая весть. Затем взоры невольно обратились в ту точку голубого небосклона, где последний раз мелькнули воздушные шары, и мысленно все простились с теми, кого они уносили.
Аракчеев сначала, казалось, не понял слов Рогачева, но затем мертвенная бледность покрыла его лицо, и он упал без чувств на руки Гольцова с душу раздирающим криком: «Они погибли, погибли!»
Этот нечеловеческий крик пронесся по всему Марсову полю и, хотя в толпе никто не знал ничего определенного, народ почувствовал, что подобное отчаянье не могло явиться без достаточного основания. Разговоры и шутки замолкли, как будто по мановению волшебной палочки. Праздничная толпа, собравшаяся на площади, украшенной флагами и цветами, весело пестревшими под ласковыми лучами Солнца, молчала, как после трагической катастрофы, а наиболее набожные, сняв шапки, торопливо крестились.