Отсюда сверху облака нисколько не походили на те, какими мы привыкли их видеть с поверхности нашей ровной и низкой земли. Они не были серой массой, заслоняющей свет солнца; нет, это было снежно-белое, сияющее и клубящееся море, беспрерывно меняющее форму и очертания. Облако проходило, и вновь сверкало Ладожское озеро в лучах заходящего солнца, пока новый легкий снежный клуб не приплывал из воздушного простора. Долго не могли путешественники оторваться от восхитительной панорамы, пока Имеретинский не сказал им весьма решительно, что пора запираться в вагоне.
— Мы находимся уже на высоте 4½ километров, и я начинаю опасаться, что скоро аппарат соскользнет с площадки. Поэтому за дело: скинем еще несколько мешков балласта и тогда скорее завинтим изнутри дверь вагончика.
Общими усилиями трех мужчин мешки с песком сбросили вниз, и аэронавты видели, как они упали в озеро, подняв целый столб воды.
Затем Имеретинский написал ту записку, которую мы воспроизвели в конце предыдущей главы, запер ее в небольшой ящичек и крепко привязал к площадке.
Манометр показывал высоту пяти километров. Было 7 часов 23 минуты. Путешественники, один за другим, вошли в вагон. Последним остался на площадке Имеретинский. Он окинул взглядом «Победителя пространства», посмотрел вниз и, с наслаждением вдохнув свежий воздух, решительно пошел за своими спутниками.
Энергичный изобретатель как-то само собой, почти против воли, явился вождем и руководителем экспедиции. Никто его не выбирал для этой роли, но остальные путешественники молча согласились добровольно подчиниться авторитету того, кто дал им возможность участвовать в интереснейшей экспедиции из всех, когда-либо предпринятых людьми. И надо сказать, что Валентин Александрович Имеретинский как нельзя лучше подходил к такой ответственной и трудной роли. Его решительность и исключительный ум, соединенный с обширными и разносторонними познаниями, а также находчивость и непреклонная энергия — качества, которые он не раз проявлял еще при постройке аппарата, — делали из него незаменимого вождя всякого трудного предприятия.
Подъемная дверь вагона была быстро завинчена и таким образом, путешественники окончательно прервали сношения с внешним миром. До них почти не могли долететь даже какие-нибудь звуки, так как пустота между стенками не пропускала их.
Все столпились у нижнего окна в полу комнаты первого этажа. Как раз под этим окном в площадке было сделано отверстие и, таким образом, небесные странники могли до последней минуты смотреть на родные картины.
Имеретинский взялся за ручку рычага, который особым приспособлением был соединен с двумя стержнями снаружи; на них висели два огромных мешка с тяжелым гравием.
— Господа, я сбрасываю последний балласт; благодаря его большому весу мы сразу поднимемся на несколько километров; приготовьтесь к толчку.
Рычаг подался, стержни опустились и облегченные шары сделали гигантский скачок вверх.
Несколько секунд не было заметно никаких перемен: «Победитель пространства» по-прежнему твердо стоял на площадке. Имеретинский с тревогой подошел к манометру, который имел сообщение с внешним пространством, хотя и находился внутри вагона; он показывал давление, соответствующее 7-ми километрам.
Аэростаты продолжали медленно подниматься.
Вдруг легкий, почти неуловимый толчок потряс аппарат. За ним последовал другой, более сильный, вагончик вздрогнул и сдвинулся с места; почти все нижнее окошко закрылось, и только в оставшемся свободном узком пространстве блестела водная гладь Ладожского озера.
Пассажиры замолкли и у всех невольно мелькнула страшная мысль.
«А что, если силы лучевого давления хватит только на то, чтобы столкнуть аппарат с площадки, а затем он упадет с высоты 7-ми километров?..»
Новый толчок, и «Победитель пространства» подошел к самому краю площадки и остановился у бездны.
Действие солнечных лучей, очевидно, заметно уменьшало вес аппарата, так как аэростаты продолжали довольно быстро подниматься.
Изобретатель не отходил от манометра; последний показывал высоту в 7½, 7¾, и т. д. до 8½ килом. Стрелка хронометра стояла на 7 час. 49 мин. Тут настал решительный момент: «Победитель пространства» сорвался с площадки и на секунду неподвижно повис в воздухе.
Имеретинский побледнел и прошептал: