— Вниз или вверх?
Но вот аппарат медленно, а затем со все возрастающей скоростью понесся в свободное межпланетное пространство.
Манометр сразу упал до нуля, то есть показал, что снаружи не было никакого давления.
Путешественники находились за пределами земной атмосферы: плавание по волнам эфира началось.
Валентин Александрович сиял. Он боялся не за себя и даже, надо признаться, не за своих спутников; нет, он боялся, что аппарат не оправдает надежд, которые на него возлагали, и та гениальная идея, на которой было основано его устройство, окажется несостоятельной. Такое крушение трудов всей жизни было бы для Имеретинского хуже смерти. Но теперь все обстояло великолепно, и путешественники искренно могли поздравлять изобретателя.
Когда первый восторг несколько улегся, Флигенфенгер с удивительным, при его тучности, проворством поднялся в верхний этаж и через минуту вернулся с каким-то продолговатым свертком.
Он объяснил, лукаво улыбаясь, что эта вещь, хотя и не является безусловно необходимой при зоологических или иных исследованиях, но сейчас, по его мнению, оказывается далеко не лишней.
Все с любопытством окружили зоолога и стали гадать, что это за сверток. Карл Карлович чувствовал себя героем минуты и, не торопясь, развертывал свой пакет. Вот показался соломенный футляр, а из него появилась… бутылка великолепного шампанского!
Немедленно достали стаканы и оказали должное внимание неожиданному угощению, хотя Имеретинский и нашел, что увеличивать вес аппарата ради шампанского было не особенно практично.
Первые тосты были, конечно, провозглашены в честь Имеретинского и Венеры, общество которой изобретатель считал для себя большой честью.
После такого прощанья с земными пределами, путешественники опять стали наблюдать, что вокруг них происходило.
Из нижнего окна была видна Земля, все еще занимавшая почти половину неба. На ней прекрасно вырисовывались материки, моря и острова. Однако, освещена была только одна половина диска, другая тонула во мраке, что станет вполне понятным, если мы вспомним, что экспедиция выехала вечером.
Велосиметр (аппарат для измерения скорости движения) Гольцова показывал, что «Победитель пространства» несется со скоростью 150 килом. в секунду по косому направлению, удаляясь одновременно от Земли и от Солнца. Таким образом, аппарат не только не следовал за Землей в ее движении вокруг Солнца, а, наоборот, мчался в обратную сторону.
Из бокового окна открывалась дивная картина звездного неба. Здесь не было атмосферы, которая скрывает от земных жителей великолепие вселенной, и поэтому звезды необыкновенно ярко и ровно горели на абсолютно черном небе. Это был настоящий рай для астронома, и Добровольский не отходил от окуляра астрономической трубы. В другое боковое окно лились волны ослепительного солнечного света, причем Солнце казалось еще ярче, благодаря контрасту с черным небом. Несмотря на присутствие дневного светила, звезды были прекрасно видны и из этого окошка. Все подобные явления объяснялись отсутствием воздуха, который является причиной голубого цвета неба, невидимости звезд днем (они пропадают в освещенной атмосфере) и проч.
Великолепная корона в виде далеко расходящихся лучей окружала Солнце; местами, около диска, выдавались светлые выступы, так наз. факелы и протуберанцы, то есть извержения раскаленных паров и газов. С Земли эти особенности строения Солнца можно наблюдать только при помощи спектроскопа, а корону даже исключительно в немногие минуты полных солнечных затмений.
Да, Добровольский имел право благодарить судьбу.
Он ходил от окна к окну, от одного телескопа к другому и в восторге повторял:
— Сколько ценных наблюдений я успею произвести во время нашего долгого путешествия. Сорок один день без облачка, без малейшего тумана, более того, — даже без несносного слоя воздуха, который нам так мешает на земных обсерваториях! Полтора месяца работы при таких условиях стоят многих лет.
Пока Добровольский занимался астрономическими наблюдениями, остальные путешественники заметили одно в высшей степени любопытное обстоятельство: все предметы стали необычайно легки и, вместе с тем, нижняя, более тяжелая часть вагона постепенно повертывалась к Солнцу, так что Имеретинскому приходилось соответствующим образом передвигать зеркало.
Флигенфенгер был крайне удивлен таким странным поведением аппарата и всего, что в нем заключалось. Однако он не замедлил воспользоваться новыми условиями тяжести и проделал несколько необыкновенных антраша, достойных величайшего гимнаста. К несчастью, он зацепил одну из своих стоящих на полочке, священных энтомологических банок. Конечно, Карл Карлович пришел в ужас, думая, что его стеклянная драгоценность неминуемо разобьется, падая на пол.