Почему, спросила она себя, ее внезапно охватил страх? Кимон поднялся, когда лодка подплывала к причалу. Он обнял Элейн одной рукой, и они сошли на берег. Все ее страхи исчезли как по волшебству. Бояться просто глупо. Для этого необъяснимого страха не имелось ни малейшей причины.
— Ты действительно хорошо себя чувствуешь? — Кимон остановился и посмотрел на нее. Ей показалось, что он беспокоится. — Ты уже не такая бледная. Но, если хочешь, мы можем что-нибудь выпить перед осмотром достопримечательностей.
Элейн покачала головой. Ей понравилось, что он заботится о ней. Подобное внимание было девушке в новинку. Она настолько не привыкла к этому, что испытывала невероятное удовольствие… в отличие от Эстеллы, которая восприняла бы это как должное.
— Со мной все в порядке. — Элейн убрала локон, упавший на лицо. И улыбнулась Кимону. Ее большие прозрачные глаза сияли счастьем. Как ей повезло познакомиться с таким мужчиной, как Кимон… и какое счастье, что он предпочел ее всем девушкам на борту корабля! Он мог выбрать любую из них, в этом не было никаких сомнений.
— Тогда начнем нашу прогулку. — Грек вновь обнял ее, и она почувствовала, как пальцы его руки ласкают ее талию.
Они пошли через прибрежную часть города, эспланаду. Смуглые мужчины приглашали их взглянуть на всевозможные удивительные товары, а островитянки, одетые в красновато-коричневые, кремовые или белые домотканые платья, улыбались и предлагали Элейн нарядные свитера ручной вязки. У себя дома она заплатила бы за такие в четыре раза больше. Изделия из кожи также выглядели красиво и стоили дешево. Им предлагали и вышивку. Кимон остановился.
— Что бы ты хотела, моя дорогая?
— Ничего… спасибо…
— Выбирай! — Он приказал таким повелительным, непреклонным и резким тоном, что она чуть не подскочила. — Ты наверняка что-нибудь хочешь. — А теперь в его голосе появился еле заметный цинизм. Элейн пришла к выводу, что у него быстро меняется настроение. Ведь она далеко не впервые наблюдала подобную перемену.
— Эта вышивка красивая, — ответила она, жалея о своем отказе. Кимон наверняка подумал, что она притворяется. Очевидно, женщины, которыми он занимался на досуге, были рады получить все, что могли… от таких мужчин, как Кимон Дьюрис. — Эта салфетка для подноса?
— Они могут быть и подставками под чайник, — улыбнулась молодая женщина, которая немедленно принесла им еще несколько штук.
— В таком случае мы возьмем полдюжины.
— О, но…
— И этот свитер. — Кимон указал на свитер наверху, и девушка сняла его. Он был ярко-зеленого цвета, тяжелый, вязанный жгутом.
— Какая прелесть. — Несмотря на робость и нежелание принимать подарки, Элейн пришла в восторг. — Вы их вяжете?
— За три дня, госпожа, — гордо ответила девушка.
— Три дня! Но как долго вы работаете?
— Много-много часов… до самой ночи. При этом устаешь, — добавила она, — и глаза слабеют, когда ты еще молода.
Элейн погрустнела. Кимон посмотрел на свою спутницу, и на его лице опять появилось непонятное выражение. Девушке пришла в голову странная мысль — похоже, его изумило то, что она беспокоится за зрение этой молодой женщины.
— Почему бы вам не поднять цену? Тогда вы сможете отдыхать. Ведь у вас нет ничего дороже зрения. — Элейн говорила мягко, глядя на девушку и пытаясь понять, последует ли та ее совету.
— Если мы будем увеличивать цену, их мало кто купит.
— В Британии они стоят в четыре раза дороже. Я уверена, вы можете немного повысить цену.
— Мы хотим продавать их по этой цене.
Элейн приложила к себе свитер, и Кимон кивнул:
— Да, мы его купим.
Он что-то сказал по-гречески. Девушка направилась к концу прилавка и вытащила откуда-то вечернюю сумочку. У Элейн не было вечерней сумочки, но ее изумило то, что Кимон это заметил.
— Эта ткань изготовлена вручную, — сказал он ей. — Местные островитянки сами ткут.
Сумочка была прекрасно сшита из прочной белой ткани. На ней виднелись узоры из золотых и серебряных нитей.
— Спасибо, Кимон, — только и могла сказать Элейн, наблюдая за тем, как он расплачивается драхмами. — Ты очень добр ко мне.
— Надеюсь, ты всегда будешь так думать.
Он говорил мягко, почти шутливо… но она вдруг снова почувствовала страх. Почему?
— А теперь выпьем. — Кимон нес в руках сверток, что было совершенно не похоже на грека. Обычно, если рядом с греком шла мать или даже сестра, он бы обязательно сунул одну руку в карман, а в другой держал бы сигарету или «четки для нервных». — Я знаю одну маленькую таверну, — Кимон словно разговаривал сам с собой. — Где же та аллея? А, да!