Девушка вздрогнула, спрашивая себя, сумеет ли Эстелла в полной мере оценить, чего ей удалось избежать, когда она, Элейн, вернет паспорт и расскажет об этих важных событиях.
Элейн положила паспорт в сумочку и встала.
— Что я должна делать?
К ее изумлению, на его лицо словно легла тень.
— Ты можешь только остаться здесь в качестве моей гостьи…
— Нет, — яростно перебила Элейн, стиснув ремешок сумки. — Я хочу уехать! Если отвезешь меня в Гераклион, я могу остановиться в отеле, пока ты будешь заниматься моим обратным рейсом.
Его лицо будто еще сильнее потемнело. Неужели он расстроен из-за того, что она хочет скорее избавиться от его общества? Мысль была нелепой… и все же Элейн не могла выбросить ее из головы.
— Понимаю, что тебя мало прельщает перспектива провести пару дней в моем обществе. — Его голос звучал тихо и сдержанно. — Но тебе придется с этим смириться. Просто потому, что я должен оказать тебе гостеприимство. Это непреложный греческий обычай… Нет, Элейн, будь добра воздержаться от саркастических замечаний. Сарказм тебе не идет, поскольку ты редко к нему прибегаешь. — Элейн ахнула от испуга, когда он так точно понял ее характер. Кимон заметил, как она отреагировала, но не улыбнулся. Он помолчал. — Признаю, я все это заслужил. Именно потому должен загладить свою вину. Я не только желал бы, чтобы ты стала моей гостьей, Элейн, но и хочу, чтобы ты знала — если когда-нибудь тебе понадобится помощь, тебе только надо дать мне знать. И помощь придет. Кроме того, ты должна оставить мне свой адрес. — Кимон посмотрел на нее. — Пообещай, что не забудешь о моем предложении… и что ни гордость, ни упрямство не помешают тебе обратиться ко мне за помощью.
Она тут же собралась отказаться от предложения, но почему-то передумала, хотя не сомневалась в том, что никогда не обратится к этому человеку. И все же сказала, будто повинуясь какой-то внутренней силе, о которой почти не имела понятия:
— Да, Кимон, обещаю.
Увидев его улыбку, Элейн почувствовала, как по ее телу разливается тепло и жизненная энергия. Его голос был очень мягким, когда он обратился к ней:
— Горничная покажет твою комнату, Элейн. Там ты найдешь все необходимое. Есть отдельная ванная, а с балкона открывается прекрасный вид. Надеюсь, тебе будет уютно. Обычно обед подают в девять, но, может быть, ты предпочитаешь обедать пораньше?
Элейн покачала головой, пораженная его обезоруживающей манерой. Она даже не нашла в себе сил возразить. Ей было ясно, что он прекрасно понимает, какую ошибку совершил, и хочет все исправить.
— Девять часов меня устраивает, — услышала она собственный голос.
В комнату вошла аккуратная смуглая горничная-критянка. Она провела Элейн по просторному коридору, у стен которого виднелись высокие арки в турецком стиле. Элейн оказалась перед широкой лестницей. Она поднялась по ступенькам. Горничная, по имени Кирия, с улыбкой открыла дверь спальни и отошла в сторону, приглашая Элейн войти.
— Пожалуйста, звоните, если что-нибудь пожелаете. Звонок возле кровати, сударыня.
— Спасибо. — Элейн заставила себя улыбнуться, прошла в комнату и огляделась.
Глянцевые ярко-розовые обои, белый ковер и занавески. Огромная кровать с красиво расшитым покрывалом, белая с золотом мебель. Дверь закрылась, и Элейн опустилась на постель, вспоминая все произошедшее с ней с тех пор, как она уехала из дому. Неужели это случилось всего десять дней назад? Прошла будто целая вечность, и столько всего случилось! Тетя Сью и Джинкс казались почти незнакомками, а Эстелла была не более чем образом. Единственным реальным человеком оставался Кимон Дьюрис со своим двойственным характером. Критянин с собственными законами. Вынужденный извиниться после получения неоспоримых доказательств своей ошибки, он сумел сохранить гордость и надменность.
Глава 7
Как только у входа остановилось такси, Джинкс выскочила из дома. Ее веснушчатое личико раскраснелось, карие глаза сияли от радости.
— Мамочка! Тебя так долго не было! Мне не понравилось жить без тебя, и тете Сью тоже!
— Детка… — Элейн взяла Джинкс на руки и поцеловала ее, забыв о том, что рядом стоит улыбающийся шофер такси и терпеливо ждет, пока с ним расплатятся. — Ты хорошо себя вела, когда оставалась с тетей Сью?
— Ужасно хорошо. Спроси у нее!
Элейн заплатила таксисту, и тот уехал. Девушка взяла чемоданы и поднялась по ступенькам, волнуясь из-за встречи с Джинкс. Девочка по ней скучала, и тетя Сью, очевидно, тоже. «Мне следовало остаться дома, с ними», — подумала Элейн. Да, ей следовало остаться там, где были любовь и привязанность… и безопасность. Как ей изобразить радость, чтобы не расстроить тетю? Она должна, решила Элейн, должна с удовольствием рассказать о поездке. Но не упоминать о Кимоне Дьюрисе, хотя она не могла забыть его имя, а его образ все время стоял у нее перед глазами. Элейн вошла в гостиную и поразилась, заметив бледность лица тети. Казалось, кожа на лице тети Сью усохла до такой степени, что обтягивала кости и выглядела прозрачной, а под ней проступили тонкие синие вены. Элейн, затаив дыхание, спросила: