— В моей жизни? — Эстелла ухмыльнулась, глядя на нее. — Это тебя шокирует. Как всегда. — Она протянула руку, взяла из коробки сигарету.
— Я думала, ты этого не замечаешь. — Несмотря на мрачное чувство, в голосе Элейн прозвучало веселье.
— Конечно, я заметила. Тебя передергивает, когда я начинаю подробно рассказывать о моих романах. Господи, ведь ты о таком и понятия не имеешь, верно?
— Боюсь, что нет, — призналась Элейн и посмотрела на Эстеллу. Та сидела с зажженной сигаретой в руке, окутанная облаком дыма. — Как твой последний роман? Расскажи, кто он. В последний раз, когда я к тебе приходила, это был Джеймс…
— Джеймс? — Эстелла нахмурилась, пытаясь сосредоточиться, но наконец ее лицо прояснилось. — Я не сразу вспомнила, какой именно Джеймс, — засмеялась она. — Это был Джеймс Крестли. Он оказался дураком. Проиграл много денег. Так что больше он меня не интересует. Терпеть не могу мужчин, которые не умеют обращаться со своими деньгами. — Эстелла глубоко задумалась, а потом у нее на лице появилось сердитое выражение. — Недавно я морочила голову одному греку…
— Греку? — с интересом переспросила Элейн. — Сколько же у тебя было иностранцев?
— Одному Богу известно! У меня были южноамериканцы… они умеют взяться за дело, поверь мне! Янки, австралийцы, один датчанин и два испанца… они тоже умелые… — Она замолчала, услышав смех Элейн. — Раньше тебя это сильно шокировало. Что случилось?
— Наверное, я к тебе привыкаю.
— Я рада. Терпеть не могу, когда ты все время смущаешься. Так, на чем я остановилась? А, да, этот дурацкий грек. Очень молодой… всего двадцать один год. Из невероятно богатой семьи. Они занимаются всем — оливковые рощи, табак, отели и даже судоходство. Когда я с ним познакомилась, он только что достиг совершеннолетия, а последние десять лет его делами занимался опекун. Этот опекун — его дядя, ему тридцать пять лет. Сулас почти не говорил о нем, но я так поняла, что дядя держал его в узде. Так что, когда Суласу исполнился двадцать один год, он удрал с острова. Он жил на Крите, где убивают друг друга из кровной мести и убивают всех остальных, кто причиняет зло им или их семье. Варвары, вот они кто. У них собственные законы для наказания обидчиков.
Элейн скептически улыбнулась:
— Ты преувеличиваешь. В наши дни ни с кем не расправляются без суда. Я уверена, что они не убивают друг друга.
Элейн пожала плечами:
— Думай как хочешь. Мне так сказал Сулас, и я, кажется, читала об этих людях. У них собственные варварские методы возмездия за причиненное зло. Но вернемся к Суласу. Он решил поселиться здесь, в Лондоне, и купил потрясающую квартиру. Моя по сравнению с той — трущоба, можешь поверить. — Эстелла улыбнулась, заметив удивление сестры. После минутного колебания она с беззаботным видом вытянула вперед руку: — Когда-нибудь видела бриллиант такого размера?
— Он настоящий? — выдохнула Элейн, недоверчиво заморгав. Она, конечно, его заметила — не заметить было невозможно, — но решила, что это страз. — Тебе его купил Сулас?
Элейн кивнула:
— Сначала было здорово, потому что он тратил кучу денег. По его словам, пытался себя вознаградить за все годы, когда ему это не разрешалось. Кажется, дядя давал Суласу очень мало денег. Смешно, ведь эти деньги принадлежали Суласу.
— Да, но если дядя был его опекуном, он только исполнял свой долг.
— У каждого свое мнение. — Эстелла шевелила пальцем, чтобы великолепный камень переливался в лучах света. — Пригодится на черный день, — пробормотала она себе под нос. — Я собираю коллекцию. У меня уже есть семь штук — конечно, не такого качества, как этот. Такого мне больше не получить до конца своих дней. Я тебе сейчас покажу норковую шубу, которую он мне купил, но сначала приготовлю что-нибудь поесть. Я все-таки сумела кое-что получить от Суласа, прежде чем с ним порвать. Как же я тогда разозлилась! Подумать только, мне все это досталось за пару недель. А что, если бы наши отношения продолжались пару месяцев или около того?
Элейн недоверчиво уставилась на сестру:
— Ты говоришь, две недели? Всего две недели?
— Да. Мы все это время провели вместе. Потом наступила трагическая развязка…