В первые месяцы существования комитета смягчающим фактором служил инспектор И. В. Владиславлев, словесник. Он был простой, хороший человек, преданный делу и пользовавшийся общими симпатиями. С нами сразу же установились у него искренние отношения, и родительский комитет относился к нему с большим уважением. К сожалению, через несколько месяцев он заболел и скончался, и мы были очень огорчены этой смертью.
Общий состав педагогов реального училища был мало колоритный. В большинстве случаев это были люди, ушедшие в себя, немного загнанные судьбой, работой и начальством. Одни стояли, как люди, повыше, другие — пониже, но общий уровень был сероватый.
Очень влиятельной, но неприятной фигурой был законоучитель, о. Павел Невский, яркий тип протоиерея чиновника. Большой реакционер, он не прочь был повредить доносом на религиозной почве. Такую провокационную попытку он сделал однажды в отношении меня как председателя, из‐за того, что родительский комитет устроил общественный благотворительный вечер в пользу бедных учеников в предпраздничный день:
— Вместо того, чтобы дать возможность детям Богу молиться, вы их сманиваете танцевать! — начал он в совете лицемерную филиппику.
Я понял, что он хочет вызвать инцидент в совете; мой житейский опыт помог парализовать эту выходку.
Недурными преподавателями математики были Веригин и Федоров, особенно первый. Федоров больше занимался деланием карьеры, угождая на все стороны. Ему хотелось стать инспектором после смерти Владиславлева. Мы ему помогли, а после этого он уже с нами мало считался. Почему-то «светлою» личностью считался историк Павлов, — не знаю, почему именно.
Но более всех привлек к себе внимание, по крайней мере мое, преподаватель французского языка Камилл Иванович Фукс. Выходец из Швейцарии, он был очень плохим преподавателем, однако большим добряком. Фукс имел привычку бранить учеников в классе: «болван», «мерзавец», «негодяй»… Но так как в то же время за совсем плохие ответы он ставил сравнительно высокие баллы, ученики на его ругань не обижались.
Как-то я зашел посидеть на его урок. При мне он воздерживался, не бранил учеников, но повел урок как-то странно. Я видел, что ученики пожимают плечами, переглядываются, смеются… Потом мне объяснили, что происходило. Испугавшись, Фукс задавал вопросы и заставлял переводить не из текущего урока, а старое, что ученики, наверное, знали…
Одним из преподавателей — по законоведению — был местный присяжный поверенный Москалев. Мы ожидали, что в силу своей профессии он ближе подойдет к родителям, чем остальные педагоги. На самом же деле он держал себя реакционнее других, постоянно вступая в совете со мною в бой. Так как, к сожалению, он не очень блистал умом, то постоянно проигрывал и злился на это.
Нам казалось полезным координировать учебно-воспитательную тактику в Твери, и мы с коллегами решили сформировать постоянный орган — совещание председателей родительских комитетов и директоров учебных заведений.
Мы, председатели, пошли на это дело с открытой душой. Первую скрипку играл избранный нами возглавлять совещание представлявший комитет мужской гимназии А. (фамилию забыл[10]), председатель Тверского окружного суда. Человек он был одаренный, живой, но являлся, вместе с тем, типом либеральничающего бюрократа. Позже его совсем сбила с пути февральская революция. Увлеченный быстрой карьерой Керенского, он надумал его повторять в Твери: стал пожимать руки сторожам и швейцарам, являлся незваный на разные митинги, выступал на них с революционными речами… Увы, это ему не удалось, слишком видным начальством был он перед этим в той же Твери. Потом он как-то бесславно завял.
Живой, кипучей натурой был председатель комитета городского реального училища лесной ревизор Ф. (не помню фамилии), но его кипучесть мало давала практических результатов. Председатель же комитета женской гимназии ветеринарный инспектор Иванов был вялой фигурой.
Иначе, чем мы, отнеслись к делу наши партнеры — директора учебных заведений. Они сдались перед веянием времени, но и только. Откровеннее других был в этом случае М. П. Чижевский. Он иногда заходил, молчал и всей фигурой своей показывал, что он этой либеральной затеи не одобряет. С большим интересом относился к совещанию директор мужской гимназии П. П. Чернышев, во всех отношениях — генерал. В нем все же было больше человеческой души, чем в Чижевском. Директор же женской гимназии В. Ф. Богачев, самоуверенный филолог, был все же деловым и способным человеком; столковаться с ним было возможно.