— Смерть! — воскликнул он вдруг, и так энергично, что коробка с сигаретами чуть не вывалилась у меня из рук. Он откинулся на спинку стула и вновь уставился на меня слезящимися голубыми глазами.
— Сигареты — это смерть, малыш, — сказал он, пошарил в кармане брюк, извлек оттуда короткую трубку, черную и шишковатую, как кусок древесного угля, и сунул ее в рот, отчего челюсть его приобрела еще более кривобокий вид. — Не забывай, — добавил он, — трубка — лучший друг настоящего мужчины.
Он оглушительно захохотал собственной шутке, и я из чувства долга последовал его примеру. Он встал, пустил обильную струю слюны поверх перил веранды и снова шмякнулся на стул. Я лихорадочно искал предмет разговора. Ничто не приходило на ум. Вряд ли его заинтересует, что сегодня я впервые услышал стрекот цикад или что курочка, принадлежащая Агати, снесла шесть яиц величиной с лесной орех. Поскольку, судя по всему, круг его интересов ограничивался лишь тем, что относится к морю, я спрашивал себя, может, его взволнует новость, что Таки, который не мог позволить себе роскоши обзавестись лодкой, отправился на ночную рыбалку (одной рукой держа фонарь над головой, а в другой зажав трезубец) и всадил трезубец себе в ногу, приняв ее за какую-то диковинную рыбу? Но тут капитан Крич, глядя на меня из-за клубов жирного дыма, извергаемого трубкой, сам начал разговор.
— Тебя удивляет мое лицо, правда, малыш? — обвиняюще спросил он, и я заметил, что при этих словах его щеки стали еще более розовыми и лоснящимися, как атлас. Не успел я дать отрицательный ответ, как он продолжал: — Это случилось при работе с парусами. Да, при работе с парусами. Когда мы огибали мыс Горн. Дул свирепый ветер, прямо из заднего прохода Земли. Я упал, понимаешь? Паруса хлопали и ревели со страшной силой. Веревка выскользнула у меня из пальцев, словно намасленная. Я упал ничком на палубу. Мне помогли, чем могли… Разумеется, на борту не было врача. — Он выдержал паузу и задумчиво ощупал челюсть. Я, завороженный, сидел, как прикованный к стулу. — К тому времени, как мы добрались до Чили, все затвердело, словно цемент, — сказал он, продолжая поглаживать челюсть. — Тогда мне было шестнадцать лет.
Я колебался: следует выразить ему сочувствие или нет, но он погрузился в собственные мысли, и его голубые глаза приобрели отсутствующее выражение. Тут на веранде появилась мама и остановилась: наша неподвижность поразила ее.
— Чили, — с наслаждением произнес капитан. — Чили. Там я впервые подцепил триппер.
Мама вздрогнула и громко прокашлялась.
— Джерри, помоги мне принести чай, — сказала она.
Вдвоем мы принесли на веранду чайник, молочник, чашки и тарелки с золотисто-желтыми лепешками и гренками.
— Вкуснотища, — проговорил капитан Крич, набивая рот лепешкой. — Спасает от урчания в животе.
— Мм… Вы надолго думаете остановиться у нас? — спросила мама с явной надеждой, что он ответит отрицательно.
— Может быть, буду жить здесь на пенсии, — невнятно произнес капитан, смахивая крошки с усов. — У вас тут местечко что надо. Могу бросить здесь якорь.
Из-за поврежденной челюсти он был вынужден шумно прихлебывать чай. Я заметил, что лицо мамы становится все более озабоченным.
— Мм… У вас есть судно? — спросила она.
— Нет, черт побери, — ответил капитан, хватая еще одну лепешку. — Жить на пенсию, вот я о чем. Теперь у меня будет время вплотную заняться бабешками.
При этих словах он окинул маму оценивающим взглядом, не переставая энергично разжевывать лепешку.
— Постель без женщины все равно что корабль без трюма, — заметил он.
К счастью, мама была избавлена от необходимости отвечать ему, так как в эту минуту к дому подъехали на автомобиле остальные домашние с Дональдом и Максом в придачу.
— Муттер, вот мы и приехайт, — возвестил Макс, лучезарно улыбаясь и нежно обнимая ее. — И я вижу, мы есть подоспевайт прямо к чай. Бабешки! Как чудесно! Дональд, у нас бабешки к чаю!
— Лепешки, — поправил Дональд.
— Пшеничные, — уточнила мама.
— Мне припоминается одна бабешка из Монтевидео, — сказал капитан Крич. — Замечательная была сука. За два дня обслужила весь экипаж. Нынче таких выносливых не выводят.
— Кто этот отвратительный старик? — спросила мама, едва ей представилась возможность загнать в угол Ларри, оторвав его от чаепития, которое было в самом разгаре.
— Его зовут Крич, — ответил Ларри.
— Это мне известно, — сказала мама, — но с какой стати ты пригласил его к нам?