Сервировка стола не заняла много времени, но и не подняла волшебным образом настроения. Насте давно не было так грустно из-за неудавшихся планов.
— Насть, а это очень красиво!
Она чуть не подпрыгнула от звука его голоса: в летних брюках и футболке, с взъерошенными полотенцем все еще мокрыми волосами и с раскрытыми веером набросками, Кеша стоял, прислонившись к дверному косяку. А она — у края стола, не в силах отлепить увлажнившиеся пальцы от стекла: и сам черт не разберет, дело ли тут в качестве самих набросков или же в том, кто их держал.
— Я старалась, — еле выговорила Настя, чувствуя в висках дикую пульсацию.
Да, она старалась и не только держа карандаш и мокрую кисть, но и сейчас — старалась стоять ровно, не заваливаясь на стол, и так же ровно дышать, чтобы сарафан на груди не ходил ходуном. Не получалось ни первого, ни второго — ничего!
— И что от меня теперь требуется, чтобы запустить проект? — Кеша улыбался, чуть тряся листами, будто настоящим веером.
Не могли же у него на самом деле дрожать руки. Хотя ему было жарко — шрам горел на щеке ярче обычного: видимо, Кеша не отрегулировал в душе горячую воду.
— Подпись?
Настя не знала, что отвечать, вот и молчала. Просто смотрела на него, будто год не видела. Или два? Или вообще лет так двадцать. Он пошел тогда в школу и вот только сейчас вернулся…
— Настя, ты чего?
Знала бы она, чего… Просто потемневшие его глаза превратились в два магнита, и она больше не могла смотреть в их бездну, вот и моргала судорожно.
— Ничего, просто…
Просто невозможно сказать правду — ту правду, которая хочет распластать Настю на его груди, чтобы больше никогда не отрываться от него.
— Я в январе стану тетей, — выдала она новость брата, хотя до сего момента и не вспоминала про беременность Милы, будто Илья ничего и не сообщал.
— Вот так дела… — Кеша еще больше расплылся в улыбке. — Поздравляю! Чего раньше не сказала? Я хоть бы его поздравил.
— Ты уже поздравил. Куда ж больше!
Она не нарочно заговорила так глухо. Просто голос пропал, будто все звонкие нотки в нем спалил вырвавшийся из груди жар. Шея под волосами увлажнилась, как в июльскую жару.
— И он мне только сегодня сообщил. Мама еще не знает.
— Вот как… А срок-то выходит не маленький.
Настя нервно кивнула.
— Мальчик у них будет. У Милы, его жены, дочка. В третий класс пойдет.
— Большая. Помогать станет…
Настя закусила губу. Как прекратить этот дурацкий, никому не нужный, точно украденный из дурацкого сериала, разговор? Она согласна на кальку с дешевого ужина, но только б это был их вечер, без Ильи, Милы, мамы так же, как и без представителей Кешиной родни. Ну чего же он до сих пор стоит в дверях и мнет листы? Ей не жалко акварелей, ей жалко драгоценных минут бесцельно утекающего вечера.
— Может, откроешь шампанское? — нашла наконец Настя правильную реплику.
И Кеша начал судорожно осматриваться, чтобы найти место, куда положить рисунки — и нашел, сверху на холодильнике. Потом достал шампанское и снова прижался спиной к дверному косяку, точно специально держал дистанцию. Или это невидимая защита стояла на магнитном поле вокруг Насти?
— Стрелять? — спросил Кеша за секунду до того, как Настя решила набрать в легкие воздуха и выдохнуть просьбу поскорее сесть за стол.
— Не надо.
Она действительно не хотела никакого иного шума, кроме звука собственного сердца. И его — но он стоял слишком далеко от ее ушей, которые пылали даже на таком расстоянии от предмета страсти.
Пробка выстрелила ему в ладонь, и из горлышка пошел дым. Один шаг, второй, и вот до Кеши можно дотронуться… Нет, еще нельзя, и Настя сжала дрожащие пальцы в крепкие кулачки, прижав их к таким же трясущимся коленкам. Кеша наполнил оба бокала и, дождавшись, когда пена чуть осядет, долил шампанское до самого края.