Что там! Им бы все равно не хватило даже полной пачки. И сигарет тоже. Он давно столько не курил. В больнице почти бросил, а тут не удержался — взял даже женские, тонкие, с ментолом…
— Ты всегда так много куришь? — спросил он, освобождая пепельницу от окурков.
В комнате стоял туман и смрад от табака и запаха разгоряченных тел.
— Нет, только сегодня, — ответила незапланированная любовница, даже не подумав натянуть одеяло на голую полную грудь.
Он хотел спросить и про другое, но постеснялся. А потом ответ пришёл сам собой — Моника попросила его прийти ещё раз, уверяя, что ей от него ничего не надо. Кроме… Да, этого у них всегда было много. Но ведь это не всё в их отношениях? Ведь не всё? Он спрашивал себя об этом каждый раз, когда уходил из её квартиры, и не находил в душе ответа, в правдивости которого не усомнился бы.
Не всё, были ещё вкусные ужины.
— Опять поругались?
И вопросы, на которые Иннокентию не хотелось отвечать. И он не стал ничего говорить. Молча собрал посуду и отнес в раковину. Наверное, это их любовный ритуал: он моет чашки и тарелки, а она в этот момент покрывает его спину лёгкими поцелуями. А потом он вытирает о полотенце руки, поднимает их вверх, точно сдаётся в любовный плен, медленно поворачивается и остаётся тут же голым по пояс. Теперь его очередь раздевать её, но не в кухне. Он берет её за руку, но ведёт она — это её квартира, она тут хозяйка и просто разрешила ему малость похозяйничать в своей постели.
Но сегодня всё пошло не так. Моника осталась у окна, чуть приоткрытого — как раз, чтобы уходил дым от сигарет с ментолом.
— Лида дура, абсолютная дура, — не удержался Иннокентий, хотя не собирался говорить про ссору с сестрой.
Он прислонился к мокрому краю раковины, не заботясь о сухости джинсов, и рассказал про спектакль и Мышку, опустив лишь ту часть информации, которая касалась Насти лично и его утренней встречи с ней.
— Просто он ребёнок. Непосредственный. Вот и просит то, что хочется в данный момент, — выдохнула Моника последнюю затяжку и затушила сигарету о блюдце. — Добрый ребёнок. Он просил сказку, разве это плохо? Ему ж четыре года! Какая потом сказка… Потом начнется суровая школьная жизнь с домашками и двойками. И он же не мороженое у тебя клянчил, он просил купить сыр. И не для себя, а для маленькой несчастной мышки. Ты какой-то прямо злой дядя… Подстать мамаше. Ну, правда, котик, ну нашел из-за чего ругаться… Ну снял ты ему бабу, и что? Он счастлив, ты хороший дядя…
— Тебе смешно!
Моника действительно улыбалась.
— Господи! Ну что мне плакать из-за твоей сестры теперь?! Хватит… И вообще я её жуть как люблю. Если бы не она, ты бы ушёл и у меня никогда бы не было моего славного котика.
— Я попугай, а не кот! — огрызнулся вдруг Иннокентий на привычное обращение.
Моника улыбнулась ещё шире.
— Точно, точно. Попка-Дурак, заладил одно и то же. Отпусти сестру. Дай ей спокойно жить. Она взрослая баба и знает, что ей надо…
— Нет, не знает! — Иннокентий схватил табурет и подсел к Монике. — Этот Никита кретин, мразь, подонок…
— Он ее муж и отец ее детей. Это данность. А твоё мнение о нем засунь себе знаешь куда. Меня уже реально достало это тебе повторять в сотый раз. И меня достало ругаться с тобой из-за твоей сестры.
— А ты не ругайся! — продолжал Иннокентий зло. — Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав. А прав я, что она должна сделать аборт и начать жить без своего Никиты. Нормально жить.
— Ты так считаешь, а она так не считает. И кто дал тебе право решать, от кого ей рожать? Что ты вообще в их семью лезешь? Тебя деньги волнуют? Ну не давай им ничего, тебе полегчает? Она и так осталась без всего. Что ты у неё ещё отнять хочешь? Ты вот отца защищаешь, а я бы так с родной дочерью не поступила, что б там ее муженёк ни вытворял.
Иннокентий отвернулся. Он тоже не думал, что у отца имеется завещание, в котором Лида вообще не фигурирует. Ни квартиры, ни денег, ничего ей не оставил отец. Ему, правда, тоже. Денег на счетах много не было, всё в обороте фирмы, а там хозяин — дядя Серёжа. Иннокентий сейчас просто так, как и отец раньше, номинальный директор. Но у Лидки, у неё-то вообще ничего нет. Когда отец говорил, что Никита ни копейки от него больше не получит, Иннокентий даже не подозревал, насколько сказанные в запале слова являлись юридической правдой.