— Игрушки я все вынесу. Могу и кровать, если мешает?
— Кровать не будет мешать. А стремянка есть?
Настя наконец открыла рот, но к нему не повернулась. Так даже лучше: можно включить фантазию и решить, есть у нее под свободной плотной кофтой лифчик или нет… Вырез совсем под горло, бретелек не видать…
— Сейчас посмотрю в кладовке, а ты осматривайся пока тут. Может все же чай?
— Нет, спасибо, — она на мгновение обернулась. — Я домой спешу.
Снова это «домой»… Иннокентий проглотил кислую слюну и бросил из коридора:
— Кстати, как собака?
— Лучше, — ответила Настя без заминки.
— Вот и славно…
Славно врёт девчонка, не краснеет… И помнит про то, что сказала ему. Это даже в чем-то приятно.
Стремянка старая, с деревянными ступеньками, советская, с облупившейся красной краской, и чего они не выкинули ее с прочим хламом?
— Только такая, — Иннокентий действительно чувствовал себя виноватым за то, что предлагает художнице подобную рухлядь. — Зато беречь не надо. Отнесем после на помойку. Ну?
— Что «ну»? — переспросила Настя. — Вы бы хоть показали мне, что примерно хотите.
— А это разве моя забота? — он даже не подумал о возможных картинках. — У меня вот стена без обоев, выровненная, даже фон голубой. Что еще надо?
Он продолжал стоять посреди комнаты, опершись на стремянку.
Настя вытащила телефон и протянула ему.
— Вот тут полистайте, это пиратские росписи. Я в интернете нашла, а первая — это из местного детского театра, не мое, но я могу взять идею, никто не обидится.
Он держал на ладони телефон, теплый. Почти разряженный. Настя явно слушала всю дорогу музыку или трещала с подружкой. Но хотелось думать, что металл хранит тепло ее рук.
— На твой вкус, — Иннокентий просто так пролистал фотографии. Хотя все же с тайной надеждой долистать до фотографий самой Насти. Не получилось. Это был отдельный альбом. — Я в этом ничего все равно не понимаю.
— А ваша сестра?
Иннокентий не смог сдержать улыбки.
— Она — тем более. Так что делай, что хочешь. Чтобы Тимке понравилось. И ты получила назад конверт?
Настя кивнула и отвела взгляд.
— Сколько надо добавить?
— Нисколько. Здесь небольшая стена. А на этой роспись дойдет до середины окна. Больше не надо. Будет аляповато. А на окна лучше жалюзи потом повесить.
— Будет сделано, товарищ дизайнер!
И Иннокентий даже приложил два пальца к голове, когда Настя обернулась.
— Может, все-таки чай? А потом я подброшу тебя до метро. Мне все равно на Фонтанку ехать. Так что если тебе вдруг в центр?
— Мне домой в Озерки. Я же уже сказала.
— Прости, забыл.
Ничего он не забыл. Просто пытался поймать девчонку на лжи. Нет, лгунья она профессиональная. Хрен подкопаешься!
— Может, все-таки чай? Или ты прямо бежишь? Позвони маме. Она же знает, что ты с заказчиком.
— Зачем мне звонить маме? Я просто домой поеду. Мы уже все обсудили. Чай я могу попить и у себя.
— Слушай, Настя, я настолько тебе неприятен?
Он задал вопрос будто небрежно, а у самого в груди все заходило ходуном в ожидании ответа.
— С чего вы это взяли, Кеша? Я действительно спешу. У меня произошла небольшая временная накладка. И мне стыдно, что я заставила вас ждать. Я писала вашей сестре…
— Я знаю, она мне сообщила, что ты опаздываешь. Не проблема. Я все равно жду окончания представления, чтобы их забрать. Давай я тебя пешком тогда до метро провожу, идет?
— Зачем?
— В целях твоей безопасности, в каких же еще? Не ходи здесь поздно. Людей во дворах как-то всегда мало. Никакой спешки с росписью нет. Мои до сентября могут побыть на даче…
Он говорил и смотрел на ее губы. Ждал, когда те задвигаются, поднимутся над мелкими ровными зубками, между которых может проскользнуть язычок.
— Учту, спасибо за заботу. Но я вообще редко возвращаюсь поздно домой. Мама нервничает, а ей нервничать нельзя.