По мере того как эта приятная финансовая ситуация приобретала все более реальные очертания, Сьюзен решила, что завтра она непременно, воспользовавшись одним из собственных самолетов студии, вылетит в Нью-Йорк и как следует пройдется по магазинам — скорее всего, антикварным; деньгам, которые можно потратить пусть и на самые дорогие тряпки, существует все же предел. Может, отделать дом по-новому… По зрелом размышлении сделать это просто необходимо. Утром она свяжется с Марком Хэмптоном. Это маленькое удовольствие она вполне заслужила.
Редфорд и Николсон внакладе тоже не останутся. Посмеются над собственным сумасбродством, и все дела… для каждого из них это так, мелкая неприятность, не более. Но Вито! У Вито была возможность в зародыше похоронить идею смены ролей. Вито в любой момент мог уволить этого социально опасного кретина — малютку Сигела, заменить его любым, пусть тоже неизвестным, но знающим дело парнем — и фильм, с его сценарием и первоначальной труппой, стал бы классикой и принес бы им всем невероятную прибыль.
Ах, Вито! В своем вечном стремлении ухватить как можно больший кусок ты сделал наконец ту ошибку, которую Голливуд никогда не простит тебе и никогда не забудет… твой первый крупный фильм, первый реальный шанс, возможность закрепить успех дутого «Оскара», — и ты полностью провалился. Никто, никто во всем этом городе не упустит возможности поплясать на твоих костях. Но разве не сам ты долгое время шел к этому? Мысленно Сьюзен Арви вычеркнула имя Вито Орсини из списка тех, отношения с кем могли хотя бы остаться ровными. Все зло, которое она могла пожелать Вито, он уже причинил себе сам.
Сможет ли Керт, подумала она, когда-нибудь признать в открытую, что именно она с самого начала настаивала на изменении условий контрактов, что именно она первая заметила айсберг, грозивший их кораблю, и тем самым спасла его? Наверняка она никогда не дождется от него должной благодарности. Слишком поздно поняла она, что вышла замуж за человека, лишенного этого простого чувства почти в той же степени, что и ее отец; но это отнюдь не делало ошибку менее горькой.
Как бы то ни было, за последние три-четыре года она сумела взять над ним верх — и он, конечно, знал это. Когда дело доходит до того, что двое наперебой объясняют друг другу, как хороша была музыка в только что увиденной стряпне, — значит, один из них уже на лопатках. Когда Сьюзен Арви, счастливая, устраивалась в кровати, ей хотелось лишь одного — чтобы ее отец, эта до слепоты самовлюбленная старая сволочь, оказался бы здесь и видел бы ее сегодня во всем блеске. Да нет, он, наверное, здорово занят — переворачивается в гробу. В его времена за тридцать миллионов можно было купить немалый кусок Лос-Анджелеса… Что он, кстати сказать, и сделал.
5
Мэгги Макгрегор толкнула кресло, мягко откатившееся назад, и закинула ноги на край заваленного бумагами стола. Только что закончилось еженедельное совещание, на котором составлялся план ее очередного шоу; ее исполнительный продюсер, линейный продюсер, ассистент продюсера, сценаристы и весь прочий сброд, благодаря которому, однако, еженедельно выходила в эфир ее программа, три минуты назад покинули ее кабинет, унося с собой вечные фаянсовые кружки с кофе и дожевывая на ходу горячие пончики.
Оставшись — впервые за несколько часов — наконец одна, Мэгги мгновенно выкинула из головы предстоящее шоу и целиком сосредоточилась на том, что показалось ей главным на этой встрече. А главным было то, что никто из присутствовавших даже вскользь ни разу не упомянул о «Стопроцентном американце» — ни единым словом.
Более того, на фильм не появилось еще ни одной рецензии, даже в голливудских листках, которые принимаются перемывать новым картинам косточки задолго до официальных рецензий в большой прессе. Между тем рекламные объявления размером в две полосы начали появляться в газетах еще две недели назад, а ведущие кинотеатры крутили анонсы «Американца» уже несколько месяцев. Через три дня премьера картины должна была состояться одновременно в восьми сотнях залов по всей стране — и тем не менее никто из сидевших на совещании, до самой последней студийной крысы, как будто и знать не знал о ее существовании.
Мэгги готова была поклясться, что никто из ее команды и не слыхивал про такую невидаль, как такт, — и, видно, была не права: похоже, что именно такт и некая вынужденная деликатность заставляли всех собравшихся в этой комнате делать вид, будто они не замечают разлагающейся посреди нее туши гигантского монстра, весившей больше, чем все они, вместе взятые, — и смрад ее внушал ужас.
Конечно, если бы актерских способностей было в них чуть-чуть больше, то они, возможно, и могли бы себе позволить небрежно, вскользь, упомянуть о картине, как будто сама Мэгги не имеет ровно никакого отношений к ней, но, не обладая такими талантами, они попросту решили притвориться слепыми. Неужели собрались перед совещанием и обсудили, как себя вести? Наверняка, подумала она, ведь никто из них ни на йоту себя не выдал, а подобное единодушие среди ее обычно неуправляемой и склочной оравы было немыслимо, если только не имел место сговор. Обычно эти совещания превращались в настоящее буйство — самое грязное белье киношного мира подавалось в виде невинной салонной истории, ни один артист не подлежал помилованию, как бы он ни был велик, ни одна самая вульгарная и скандальная сплетня не казалась настолько мерзкой, чтобы не подвергнуться сладострастному смакованию.
Мэгги понимала, конечно, что они знают все о ней и Вито уже по меньшей мере несколько месяцев — а может, и дольше, с самого начала всей этой истории, — разве удастся скрыть секрет подобного рода от тех, с кем она работала, кого она сама воспитала. Ее же собственная, хорошо организованная шпионская сеть, нити которой уходили в самые потаенные углы кинобизнеса, с готовностью известила бы их об этом — это не подлежало сомнению. Не предполагала она лишь того, что даже без единого внутреннего показа новость о провале «Американца» распространилась гораздо шире, чем она могла догадываться.
Если бы «Стопроцентный американец» оказался пусть несколько разочаровывающим, но, в общем, приемлемым фильмом, способным получить обычное количество хороших и плохих отзывов, смотреть его отправилась бы тьма народу — привлеченные актерским составом, именем продюсера, и, невзирая на грызню критиков, упоминание о фильме не стало бы запретным — даже в том случае, если бы она вышла замуж за Вито.
Ее команда работала на нее слишком давно для того, чтобы заподозрить Мэгги в способности обидеться на их пересуды о фильме и его будущем — более того, они бы сами наперебой бросились предлагать ей всевозможные способы обеспечить ему хоть какую-нибудь благоприятствующую рекламу.
А значит, молчание их могло означать только одно — дела еще хуже, чем ей казалось. «В доме повешенного не говорят о веревке» — кажется, эту присказку употребляют в подобных случаях? Но кто мог подумать, что ее обормоты способны на такую вот деликатность? Да… Картина Вито станет очередной лягушкой, собравшейся выпить море; и на этом Голливуд поставит жирную точку.
Мэгги была удивлена — но лишь тем, что по поводу случившегося у нее отсутствовало всякое удивление. Любовь к Вито, к счастью, не смогла размягчить ей мозги. Слушая в его весьма живом пересказе историю о сварах со сценаристами, режиссерами и актерами, она надеялась, что Вито в конце концов сможет все-таки все это преодолеть. Организационные проблемы — вещь для любого фильма столь же нормальная, как срыгивание — для грудных детишек.
Но когда он заявил ей, что главные исполнители собрались меняться ролями, она с трудом смогла скрыть граничившее с шоком недоумение. Лишь позже, вечером, она заметила как бы невзначай, что ей трудно было бы представить, как в «Унесенных ветром» Лесли Говард вдруг собрался бы играть Ретта Батлера, а Кларк Гейбл — Эшли Уилкса.
— Да, это бы у них не прошло, — согласился Вито. — Но тут — дело другое. — И больше об этом не заговаривал, поскольку его увлеченность этой, как он считал, принадлежавшей ему идеей не позволяла ему хотя бы на секунду задуматься над ее предостережением.
Не тогда ли, подумала Мэгги, вслушиваясь в непривычную тишину здания — персонал в полном составе ушел обедать, — не тогда ли, не в тот ли момент и начала тускнеть ее любовь к Вито?