Любопытный и в чем-то комический эпизод, имеющий отношение к роли и месту даньвэй в китайском обществе, статусу иностранцев и китайскому сервису, мне пришлось наблюдать в ресторане небольшой гостиницы у подножия горы Эмэй. В ресторане питались иностранцы и высокопоставленные ганьбу, и, когда за одним из столиков расположился совершенно заурядно, в хлопчатобумажные грязно-зеленые штаны и такую же куртку одетый человек, возле него моментально выросла сурового вида официантка с убийственным вопросом:
— Ни ши шэмма даньвэйды?
Ответом был недоумевающий взгляд незнакомца.
— Ни ши шэмма даньвэйды? — В голосе официантки зазвенела сталь. Молчание… Наконец, увидев наливающиеся яростью глаза застывшей в боевой позиции миловидной девушки, человек, видимо, решил не искушать далее судьбу и, собрав все имеющиеся у него знания китайского языка, по складам произнес:
— Во ши жибэнь жэнь… Я японец.
Секундное замешательство, улыбка-маска на лице официантки — и сервис на высшем уровне. Иностранец — это тоже даньвэй.
Моя же организация — Фуданьский университет, и очень скоро я замечаю, что Ли Мао представляет меня нашим новым знакомым не как советского преподавателя или иностранного ученого, а как «Фуданьского университета иностранного стажера» с акцентом на первой части этого пышного титула. И каждый раз, не всегда успешно, приходилось тратить энное количество времени, чтобы доказывать свою квалификацию настроившимся на общение с обычным студентом преподавателям вузов и сотрудникам исследовательских центров.
Но вернемся к продолжающейся беседе Ли Мао и Вана. Трафаретное: «Откуда Вы родом?», «Где Вы учились?»… Так, кажется, нащупали общую тему. Возможно, есть общие знакомые… Но вот перешли к разговору обо мне. Негромко, сбавляя голос. Пикантная ситуация: двое сопровождающих и «драгоценный гость», дела которого они обязаны устроить наилучшим образом. «Драгоценный гость» — обычный, вежливый стереотип, прилагаемый к уважаемым визитерам, в том числе иностранцам, и в этой ипостаси я чувствую себя не совсем уютно. Пора бы включиться в разговор, но не решаюсь, боюсь испортить первое впечатление неловкой фразой. И товарищ Ван, кажется, тоже не знает, как обращаться с такой важной персоной…
Стену возникшей неловкости ломает шофер: «А как сегодня в Советском Союзе относятся к Сталину?» Вот так начало! Водитель, как и многие китайцы, убежден, что главная причина ухудшения отношений между СССР и Китаем в начале 60-х годов — чересчур негативное отношение Советского правительства к большому другу Китая и лично председателя Мао И. В. Сталину. Вот наглядный пример длительной дезинформации народа, имеющей, к сожалению, много печальных последствий.
Пытаюсь быть лаконичным и максимально объективным. Водителя это, похоже, удовлетворяет, и далее беседа течет хоть и не очень гладко, но чуть свободнее.
Два часа по утонувшей во мраке тряской, извилистой дороге пролетели быстро. Машина вкатывается на окраину города. Осторожно пробираемся по узким, темным, без единого фонаря улицам, высвечивая фарами обступающие их деревья с бесформенными, словно черные кучевые облака, кронами, теснящиеся к обочине деревянные строения, в которых угадываются жилые дома, и чинно восседающих у дверей пожилых людей. От ослепительного света жмурятся сияющий белизной рубашки парень, группа весело щебечущих девушек, немолодой рабочий, ведущий рядом с собой бесполезный в таких потемках велосипед. Такое ощущение, словно глубоким вечером въезжаешь в глухую российскую деревню, тревожа своим вторжением тихую и размеренную сельскую жизнь.
А вот, кажется, и центр. Освещенная улица, неширокий мост, и, наконец, минуя распахнутые ворота, попадаем во двор гостиницы. Через несколько минут словно из-под земли вырастает улыбающийся всем лицом, источающий радушие директор. После изысканных приветствий и дежурных вопросов получаю первую информацию: гостиница называется «Цзиньцзян» («Парчовая река»), построена в 50-е годы специально для работавших в Гуйчжоу советских специалистов, сейчас — лучшая гостиница в городе, в ней останавливаются ганьбу. Я — второй иностранец в Тунжэни за последние два десятилетия, и директор очень волнуется, что условия в его отеле не совсем подходящи для дорогого гостя… Мне остается с такой же вежливостью поблагодарить за радушие и сослаться на привычку к спартанскому образу жизни.
После этого получаем в свое распоряжение по большой, без лишней роскоши, но уютной комнате. Широкая деревянная кровать, ужасно жесткая, как я имел возможность потом убедиться, массивный бюрократический стол, глубокие кресла с ослепительно белыми — страшно притронуться — салфетками на спинках и подлокотниках — вот и вся меблировка. В стену вделан неработающий кондиционер, на столе — прикрытый салфеткой маленький телевизор и миниатюрное апельсиновое дерево. Учусь ничему не удивляться и поэтому воспринимаю дерево-карлик как должное и только на следующий день, присмотревшись к нему поближе, обнаруживаю, что оно — искусственное. Да… В таланте его создателя сомневаться не приходится.
Горячей воды в персональной ванной, конечно, нет и не предвидится, но, казалось бы, уже рухнувшие надежды смыть с себя пыль и тяготы двухдневного пути поддерживает директор. По его указанию в номер приносят четыре термоса с кипятком, которого вполне хватает даже на мытье набившейся пылью сотен километров головы. Несмотря на поздний час, в столовой нас поджидает легкий ужин: горячее молоко и печенье. В общем, получаем максимум того, что могут предложить гостеприимные хозяева.
Тунжэнь — ворота в Гуйчжоу
Дважды просыпаюсь в ходе довольно шумной операции, которую проделывает горничная: заменяет термосы с подостывшей за ночь водой на новые, с кипятком. На завтрак — гуйчжоуский деликатес: жареные яйца в сладком супе с древесными грибами. Стол накрыт только на нас двоих в уютном банкетном зале, где всего-то и помещаются два больших круглых стола на восемь персон каждый. На стене — картины с гуйчжоускими пейзажами и вызывающая мою зависть подробнейшая карта провинции.
Дальше события развиваются в стремительном темпе. Официальная, если можно так выразиться, часть пребывания в Тунжэни открывается встречей с… Интересно, с кем? Я таких мероприятий в Тунжэни не планировал, и поэтому заявление появившегося рано утром Вана, что в 9 часов в «представительской» я буду иметь возможность задать интересующие меня вопросы и получить квалифицированную консультацию по истории Тунжэни, было по крайней мере приятным сюрпризом.
Небольшая, в полуофициальном стиле обставленная комната на втором этаже гостиницы. Народу собирается неожиданно много. Короткую церемонию представления проводит секретарь парткома административного района Тунжэнь товарищ Ху. Слышу: «Начальник отдела культуры народного правительства… Заместитель начальника отдела культуры… Сотрудник отдела культуры… Секретарь административного управления…» и т. д. Всего шесть администраторов, и возглавляет их секретарь партийного комитета. Что и говорить, на такой высокий уровень приема я, конечно, и не рассчитывал. Но если рассуждать здраво, иностранец, интересующийся историей такого глухого района, как Тунжэнь, не может не вызвать интерес у его руководителей.
Теперь, наверное, самое время сделать небольшое отступление и рассказать, что же привело меня в Тунжэнь, административный район, раскинувшийся на значительной территории северо-восточной Гуйчжоу, на границе с пров. Хунань.