С трудом дождавшись назначенного времени, усаживаемся в знакомую «Тоету». Почти час уходит на то, чтобы преодолеть 17-километровый участок пути. Узкая, хорошо укатанная дорога бежит по зеленеющей долине, петляет среди тяжеловесных, покрытых редкой растительностью волнистых гор, пристраивается к голубому Цзиньцзяну, повторяет изгибы его берегов и, наконец, скатывается к воде и упирается в паромную переправу. Знойный пыльный ветер пропитан специфическим запахом фекалий. Настало время весенней подкормки, а используемые в деревне главным образом натуральные удобрения издают не самый лучший аромат. Одни крестьяне, монотонно размахивая черпаками на длинных ручках, расплескивают пахучую черную жидкость по поверхности воды, заливающей рисопосадки, другие — в пути к своим неблизким участкам. Их босые, с закатанными по колено штанинами, облепленные высохшей и покоробившейся на солнце грязью ноги изящно пружинят в такт гнущимся под тяжестью деревянных бадей бамбуковым коромыслам.
Снова и снова чувствую себя праздношатающимся человеком, инородным телом в мире извечно тяжкого крестьянского труда, который никак не облегчила ревущая ракетами и мерцающая дисплеями ЭВМ цивилизация. Если бы мне предложили дать лаконичную характеристику этому суровому краю, я назвал бы его символом человеческого трудолюбия.
Невысокие холмы и склоны скалистых гор на десятки метров вверх изрезаны террасами полей, которые, словно ступеньки бесконечной и бескрайней лестницы, воплощают в себе многовековой изнурительный труд, пот, кровь, мечты, надежды, отчаяние десятков и сотен поколений неграмотных, полунищих, жестоко эксплуатируемых крестьян (рис. 16, 38).
Еще несколько минут небыстрой езды, и мы почти упираемся в маленькую деревушку на берегу Цзиньцзяна, у подножия горы Гуаньинь. Ни высотой, ни величием она не впечатляет и не отличается от окружающих холмов. Разве что ее верхняя скалистая часть вызывающе дыбится на фоне синего неба, словно бастионы неприступной средневековой крепости.
К вершине ведет пологая, но утомительно длинная дорога. Под раскалившимся солнцем она кажется бесконечной. С каждым очередным изгибом пути открывается все более изумительный вид на лежащую у подножия долину и теряющиеся в белесой дымке, изрезанные морщинами горы. Чтобы подняться на высоту 500 м, потребовался почти час. Немного отдохнув в беседке у огромного, дышащего пронизывающим холодом зева пещеры, продолжаем подъем. Теперь нас ведет узкая, окруженная бамбуковыми зарослями тропа. И скоро становится ясно, почему гора, носящая имя столь миролюбивой и доброжелательной к людям богини, долгое время пользовалась у них дурной славой.
Источники утверждают, что первое буддийское святилище — Храм лотоса — было построено на ней еще в период Мин, и с тех пор гора стала местом паломничества буддистов.
Но в народе она больше известна как прибежище туфэев — «местных разбойников», — которых в период разгула милитаризма и военных конфликтов 20—40-х годов этого столетия расплодилось в Китае великое множество.
«Не хочу ли я подняться на саму вершину?» — этот, как потом оказалось, вопрос «на засыпку» Ван задал еще на полпути к пещере. Тогда я не понял значения хитроватой улыбки, расплывшейся на его лице в ответ на мое: «Обязательно! Идти, так до конца». Теперь, под нависшей над нами скалой, в которой, казалось, не было никакого прохода, бодрости в моем «да» поубавилось, но отступать было поздно. Оставалось выяснить причины скрытой в вопросе нашего гида иронии, он ведь не впервые поднимался на Гуаньинь.
Да, дорога к вершине — не для людей со слабыми — нервами. Узкая тропинка бежит по карнизу над глубоким обрывом, карабкается вверх по крутым, градусов семидесяти, высеченным в скале ступеням, вонзается в каменные ворота, которые не обойти — разве что облететь можно, — и, наконец, исчезает в огромной, нависающей над головой глыбе. Далее — проход через Южные небесные ворота и не менее трудный, но уже без особых сюрпризов путь на вершину. У одного из прикрытых зарослями бамбука провалов Ван развлекает нас полуфантастической историей об изобретательности банды блокированных на горе туфэев, умудрившихся перебросить плетеный мост на склон соседней горы и спастись от уже торжествовавших победу солдат. Совсем как гладиаторы Спартака.
Последнее усилие — и вот она, вершина! Какие-то 600 метров над водной гладью Цзиньцзяна, а какой вид, какой простор! Стоило ехать за тысячи километров, под жарким южным солнцем отмерять шагами долгий подъем, на обрывистой тропе с замирающим сердцем прижиматься спиной к холодящему камню и прикидывать в уме траекторию своего падения, чтобы отсюда, с высоты птичьего полета, взглянуть на голубеющий в окаймлении зеленых берегов Цзиньцзян, на опоясанную изобарами террасированных полей неказистую серую деревушку у подножия и тающие в сизом мареве этого замечательного дня горные кряжи.
Пока мы отдыхаем в скудной тени бамбука, на вершине появляется группа раскрасневшихся, запыхавшихся, но веселых и беззаботных школьников, будто нет ничего привычнее восхождения на популярную как в восточной Гуйчжоу, так и в соседней Хунани гору. Школьники, кажется, из Хунани. Сразу приходят на ум гуйлиньские вершины и их малолетние покорители, их беспечные игры на неогражденной, обрывистой площадке. А как они потом, подпрыгивая и подзадоривая друг друга, не ведая чувства опасности, неслись вниз, обгоняя нас на крутых поворотах! Даже стало завидно и немножко неловко за свою осторожность, но потом с мудростью взрослого человека напоминаю себе, что в их возрасте и сам излазил немало крутых и обрывистых скал на побережье Уссурийского залива…
Спуск к пещере происходит более быстро и спокойно. У входа в нее нас поджидает гид. В руках у него — огромный четырехбатареечный фонарик. Широкий вход чернеет непроглядным мраком, в котором ободряюще мерцают светлячки электрических лампочек.
Пещера Девяти драконов — самая большая из обследованных пещер Китая. По преданию, много столетий назад один из вечно любознательных монахов потратил семь дней нр то, чтобы пройти по ее главным коридорам, но так и не добрался до конца подземелья. К сегодняшнему дню спелеологами обследованы семь залов, три из которых — «Приемная», «Коридор» и «Дворец драконов» — с 1982 г. открыты для туристов. Их общая площадь составляет 24 тыс. кв. м, протяженность — около 800 метров; наибольшая высота во «Дворце драконов» — около 80 м, ширина — свыше 100 м.
У пещеры еще не столь беспощадно, как у давно освоенных и расцвеченных для туристов памятников, окультуренный вид. Нет красочной подсветки каменных богов, «флоры и фауны» подземного мира, и сами их представители по сравнению, скажем, с «обитателями» гуйлиньской Тростниковой флейты не столь многочисленны. Фонарь нашего проводника помогает рассмотреть встречающего гостей каменного слоненка, божество долголетия с журавлем — символом долгой жизни — в руках, сидящую на ветке сороку, парящего в облаках скакуна Небесного владыки, огромного льва с разинутой пастью. Очень похожа на оригинал нависшая над небольшим водоемом гигантская желтоватая медуза, сформировавшаяся из солевых потеков. Семь огромных каменных столбов толщиной в два-четыре обхвата теряются во мраке высоко над головой. Один из столбов обвит девятью «драконами», чешуя и когти которых в мерцающем полумраке пещеры кажутся живыми. От этих «драконов» и происходит название пещеры.
В залах пустынно и тихо; два десятка туристов растворились в непроглядной мгле, и только звонкий, долетающий откуда-то издалека, резонирующий о стены и своды голос гида подтверждает, что мы в ней не одиноки. Пещера Девяти драконов лежит вдалеке от наезженных туристских маршрутов, в зоне, пока закрытой для иностранцев и неудобной для обычных любителей путешествий, и, видимо, не скоро еще станет местом их массового паломничества.
Спуск к подножию кажется много короче, чем подъем, тем более что солнце уже умерило свой пыл и клонится к закату. Вся экскурсия к горе Гуаньинь заняла три часа, а сколько впечатлений! И навсегда оставшееся в памяти восхищение чудесными пейзажами восточной Гуйчжоу (рис. 9).