У Цигуй приглашает в дом, в свое новое жилище, построенное несколько лет назад взамен старого, брошенного на самой вершине холма. «Люди потихоньку спускаются к земле, — объясняет он. — А дома… дома строим такие же, что и столетия назад. Из того же материала, поскольку другого нет, и той же конструкции».
Глаза не сразу привыкают к царящему в его доме полумраку, но постепенно осваиваюсь и начинаю оглядываться. Неоштукатуренные каменные стены, оклеенные газетами вместо обоев деревянные перегородки, утрамбованный земляной пол. В углу гостиной — мне кажется, комната служит именно этим целям — стоят заляпанные грязью мотыги. С позволения хозяина заглядываю в соседнюю комнату, по обстановке похожую на кухню. Маленький очаг, небольшая горка посуды и полное отсутствие мебели. Ни электричества, ни радио, не говоря уже о телевизоре.
От чая и сигарет, которые без особой точности, роняя добрую половину на пол, разбрасывает гостям хозяин, удается отказаться. Приличия и этикет, как мне кажется, были при этом соблюдены, что дает мне основания немного расспросить старосту об истории и нынешнем состоянии деревни.
Чжай Шитоу возник более 600 лет назад. Построили его буи, переселившиеся в Чжэньнин из пров. Цзянси. Сейчас население чжая составляет свыше тысячи человек, причем все они носят одну фамилию — У. Семейная патронимия в деревне продолжает соблюдаться довольно строго. Буи из других мест, даже из расположенной на противоположном берегу Байшуй всего в полутора километрах от Шитоу деревни Пяньпо (все ее жители носят фамилию Вэй), не могут поселиться в Каменном чжае. В то же время обитатели последнего, уезжая на учебу или работу в другие места, на старости лет обязательно возвращаются на родину.
Во время нашего разговора в комнату заходит еще несколько мужчин, родственников и друзей хозяина. Они прямо с поля: их руки, лица, одежда забрызганы мелкими каплями свежей грязи. Просовывает в дверной проем любопытную морду собака, из смежной комнаты, стесняясь непривычного многолюдия, робко, бочком проскальзывает к выходу курица. Потом беседа прерывается плачем за перегородкой. Откуда-то сверху, с деревянных полатей У Цигуй бережно снимает трехлетнего карапуза, ставит его на пол, и тот невозмутимо, так, как и был, босиком шлепает на улицу.
Не без гордости ведет нас У Цигуй в свою спальню, но не ради широкой кровати, занимающей больше половины комнаты, а чтобы показать разложенные на ней специально для гостя лала — национальные костюмы буи. До сих пор все детали одежды — от ткани до узоров, окаймляющих обшлага и отвороты, — делаются вручную, древними, испытанными способами. Девочек начинают обучать искусству ткачества, прядения, шитья с восьми — десяти лет, и к своему совершеннолетию они уже должны уметь приготовить свой свадебный наряд.
Ну, а пока мы изучали жилище, сопровождавший нас Сюй использовал появившееся у него время для устройства своих дел, успев закупить у старосты деревни партию продукции местных промыслов: раскрашенных национальными узорами фартуков и носовых платков. Вырученные за них сто юаней станут неплохим подспорьем для жителей деревни. У туристов эта «экзотика» идет нарасхват. Без сомнения, в том, что в последние годы в Каменном чжае стали жить заметно лучше — так уверял меня У Цигуй, и я не имею оснований ему не верить, — заслуга не только новой сельскохозяйственной политики, но и развития иностранного туризма. Хотя, конечно, как далеко еще этой деревне и ее жителям до уровня жизни современной цивилизации!
Оставляем гостеприимный дом и узкими переходами, лестницами, петляя между шершавыми стенами, поднимаемся к заросшей травой и кустарником вершине. Домов здесь осталось совсем немного. Ниже по склону крытые большими плитками слоистого камня крыши сливаются в одну белую ребристую площадку.
Вниз спускаемся по боковой, почти нехоженой, крутой и обрывистой тропе, огибающей деревню по как бы скатывающейся к подножию холма околице, и вновь оказываемся у реки, у моста, возле которого с шумом и визгом барахтается в воде ватага школьников. На берегу в полнейшем беспорядке разбросаны одежда и холщовые школьные сумки.
Провожает нас значительно меньше людей, чем созерцало наше прибытие полтора часа назад. Иностранцы здесь бывают, хоть и редко. Современную жизнь буи им демонстрируют именно на примере Шитоу.
Проторенным путем возвращаемся на шоссе, и, словно встрепенувшийся при виде хорошей дороги конь, наш «Полонез» ускоряет свой бег. Под колесами мягко шуршит асфальт. По сторонам — кажется, этот пейзаж запечатлелся в моей памяти на долгие годы — поля и горы, горы и поля, два неизменных, всюду присутствующих элемента природы Юго-Западного Китая.
О приближении к следующему объекту нашей поездки можно догадаться по собравшейся на обочине кавалькаде машин и автобусов. Все явственнее слышится идущий откуда-то снизу глухой гул. Причина шума и цель паломничества многочисленных туристов обнаруживают себя неожиданно. Краем глаза улавливаю промелькнувшую среди на мгновение расступившегося кустарника белую полоску падающей воды. Крутой поворот, спуск — и мы у ворот аккуратного одноэтажного коттеджа, примостившегося почти на самом обрыве, на краю глубокого каньона, в который сыплет с противоположного берега свою бесконечную серебряную нить Байшуй. Перед нами водопад Хуангошу, самый большой в Китае и один из крупнейших в мире (рис. 10, 11).
Пока мои спутники приводят себя в порядок, пока готовится обед, я обследую территорию гостиницы в поисках наиболее удобной точки для съемки водопада. Хочется сделать единственный и неповторимый снимок… Но сколько их уже сделано… В лабиринте дорожек, закрываемые кустарником и цветочными клумбами, затаилось несколько маленьких домиков, предназначенных для желающих провести ночь над водопадом.
Погода разгулялась. Небо еще не совсем прояснилось, но солнце кинжальными лучами рассекает накалившуюся пелену белых облаков. Становится жарко, и только легкий и свежий ветерок робко тревожит насыщенный влагой душный воздух.
Сверху водопад поражает не величием или высотой, не мощью падающих с почти 70-метровой высоты струй, а гармонией контрастных, но в то же время прекрасно сочетаемых, словно специально подобранных цветов и деталей. Безжизненные горбатые сопки на заднем плане только подчеркивают фантастическую игру коричневого, голубого и зеленого оттенков, обрамляющих переплетающиеся между собой белые нити.
Хуангошу — одна из известнейших достопримечательностей Китая. Ширина его — 84 м, высота — 67 м, а если к этому присовокупить пятиметровый порог перед основным уступом и 17,7 м глубины водоема у его подножия, то «рост» великана увеличивается до 90 м. Зимой и весной, когда воды в Байшуй немного, она падает с вершины тремя — пятью струями, а в сезон дождей они сливаются в единый мощный и громогласный поток, голос которого слышен за добрые 5 км, а водяная пыль от него разлетается на десятки метров. Вот как описывал свои впечатления от водопада проезжавший мимо в 1687 г. китайский сановник:
«В дороге уже издалека мы услыхали шум, словно раскаты грома. Внезапно я увидел отвесную скалу, с которой в глубокий водоем падала вода. Брызги и пена, как облака и туман, расстилаются на несколько ли. Монахи говорят, что в водоеме на глубине 80 чжанов (около 270 м. — В. Л.) обитает двурогий носорог, и, если встать в русле реки над обрывом, его можно разглядеть сквозь толщу вод. Когда мы достигли монашеской хижины, в тот самый момент из-под земли забил фонтан. На радующей взор стене я написал: «В легком тумане бурлящей реки солнечных бликов игра, это место является самым прекрасным в Гуйчжоу».
После обеда спускаемся в ущелье. Путь лежит через усаженный цветущими розами сквер, за вход в который (а иначе к водопаду не попасть) надо платить, и дальше по резко идущей вниз, словно ввинчивающейся в обрыв лестнице. На всех выгодных с точки зрения искусства фотографии точках дежурят фотографы, толпятся с камерами туристы. До дна каньона не добираемся. Надпись, предлагающая прогулку под водопадом, уводит нас с Ли Мао влево по узкой, вьющейся над обрывом тропинке к железной решетчатой калитке. Здесь также надо платить: 5 мао за билет — цена немалая, и далеко не каждый китаец может позволить себе удовольствие прогуляться за эту сумму по чреву ревущего исполина.