Возникнув как результат тектонической деятельности много миллионов лет назад, горы Эмэй славятся крутыми и опасными обрывами, глубокими пропастями, остроконечными пиками и в то же время доступны для восхождения на вершину практически любому здоровому человеку. Самая высокая точка Эмэйшань — Ваньфодин (Пик несметного числа будд) — находится на высоте 3099 м над уровнем моря. На 22 м ниже лежит Золотая вершина, когда-то религиозный, а ныне туристический центр Эмэйшань.
Круглый год горы покрыты растительностью; ботаники насчитывают на них свыше 3 тыс. видов растений, некоторые из них являются реликтовыми. По мере подъема можно наблюдать естественную смену природных поясов, а в разное время года горы то покрыты сплошным цветочным ковром, то укутаны туманом и облаками, то серебрятся снежным покровом, то скрыты мягкой изумрудной зеленью лесов.
Горы богаты и культурными реликвиями. Со II в. н. э. даосы и буддисты начали строить на них храмы и монастыри. К VI в., когда буддизм широко распространился по Китаю, Эмэйшань стали одной из буддийских святынь, поскольку, по сложившемуся к тому времени преданию, здесь проповедовал ученик будды Шакьямуни — Самантабхадра (уже упоминавшийся мной Пусянь). В период расцвета буддизма в Китае (XIV–XV вв.) число монастырей и храмов на Эмэйшань достигало полутора сотен. Большинство из них безвозвратно погибли, но более 20 существуют и поныне, а в последние годы активно восстанавливаются и реконструируются. Все это уже много веков манит к себе жителей Срединного государства.
Подняться на Эмэйшань престижно для каждого китайца. Когда-то этот путь проделывали ревностные буддисты, для которых посещение всех четырех «буддийских гор» было делом крайне почетным и засчитывалось в реестр благих деяний. Теперь это в большей степени традиция, чем религиозная акция, хотя и сегодня у украшающих храмы скульптур Гаутамы, Майтрейи, Гуаньинь и других будд и бодисатв курятся терпким ароматом сандаловые палочки и склоняются в поклоне седые и совсем еще черные головы. Подняться на вершину, полюбоваться окрестным пейзажем, встретить своеобразный на высоте 3 км восход солнца — об этом в Китае мечтают многие. Круглый год, и особенно в самый благоприятный весенне-летний сезон, к подножию Эмэйшань непрерывным потоком едут на поездах и автобусах туристы из самых отдаленных уголков Китая. Останавливаются на ночь в гостиницах у подножия, а ранним утром, лишь только забрезжит рассвет, трогаются в путь.
К самому подножию Эмэйшань, к утонувшей в зелени леса на склоне невысокого холма гостинице с поэтическим названием «Красная жемчужина» привозят меня эмэйские товарищи, быстро договариваются о чем-то с администратором, устраивают, желают успешного восхождения и прощаются до послезавтра.
Местность, в которой расположился отель «Хунчжу», очень живописна. Отгороженная от автодороги запретительными знаками, лежащая чуть в стороне от потока рвущихся к достопримечательностям Эмэя туристов, она расслабляюще тиха и безмятежна. Воздух упоительно-свеж, абсолютно недвижим и насыщен ароматом цветущих деревьев. Тишину нарушают лишь невидимые в густой зелени, неугомонно чирикающие воробьи да время от времени покаркивающая в отдалении ворона. В тусклой и сонной воде затаившегося в ложбине пруда плещется рыбья молодь. А на берегу розовеют спелые ягоды земляники, свежие, аппетитные, но, к досаде моей, совершенно безвкусные.
Небольшой сувенирный магазинчик при гостинице не может предложить ничего, кроме примитивной, отпечатанной на тонком листке бумаги карты-схемы (схема 3), где расписаны несколько маршрутов восхождения. Вместо этого листочка можно обзавестись сумкой или носовым платком с тем же, может чуть менее подробным планом Эмэйшань. Этого, конечно, маловато, но одно мне совершенно ясно: ни один из указанных маршрутов мне не подходит — они рассчитаны на три-четыре дня, в моем же распоряжении всего полтора.
Схема 3. Туристская карта Эмэйшань
Традиция предписывает подниматься к вершине не спеша, наслаждаясь пейзажем, осматривая достопримечательности и не забывая почтить вниманием буддийских святых, останавливаясь на ночлег в монастырях и храмах, исстари дававших приют пилигримам и запоздалым путникам, а ныне в большинстве своем превращенных в постоялые дворы. Честно говоря, и мне хотелось бы проделать все так, как на протяжении многих веков поступали неделями и месяцами добиравшиеся до священной горы паломники: вооружиться прочным деревянным посохом, закрыться от палящего солнца или дождя широкополой соломенной шляпой и, погрузившись в самосозерцание, подчеркнуто углубленное на фоне открывающихся в пути природных чудес, медленным и глубоко осмысленным шагом двинуться к вершине. В конечном счете только так можно хотя бы отчасти — насколько это возможно для европейца, не верящего ни в будду, ни в какие другие сверхъестественные явления, — испытать те чувства, которые обуревали на склонах Эмэйшань и ревностного буддиста, и простого крестьянина, на всякий случай не забывавшего ублажать и даосских святых, и буддийских богов. Да и нежданно пробудившееся тщеславие настойчиво зудило: «Иди пешком… Иди пешком… Тогда ты сможешь говорить, что совершил восхождение на Эмэйшань. В противном случае…»
XX век породил немало соблазнов, разрушил многие традиции и внес технические поправки в устоявшийся ритуал восхождения на буддийскую святыню, превратив его из трудного, порой опасного, но освященного истинной верой религиозного акта в легкую и даже в чем-то легкомысленную туристическую прогулку. Опасные тропы, которых ранее было немало и из-за которых редко кто рисковал подняться до самой вершины, после 1949 г. были укреплены, расширены, и подъем стал безопасным и значительно более легким. А веянием самого последнего времени стали взбирающиеся почти на самую вершину маршрутные такси. И вот я стою у кассы, продающей билеты на бензиновые чудовища, вмиг разрушившие сложившийся вокруг древней процедуры прелестный и таинственный ореол, и пытаюсь найти единственное верное решение в противоречивых условиях задачи: тяга к чистоте эксперимента, фактор времени, происки тщеславия… Последнему в конечном счете приходится смириться: полтора дня, конечно, достаточный срок, чтобы отсчитать 35–40 км до вершины и столько же вниз, но силы мне еще пригодятся на будущее. Поэтому выбираю компромиссный вариант: до вершины — с помощью техники, назад — на своих двоих. Правда, в этом случае я теряю право гордо утверждать, что поднялся на Эмэйшань, и могу лишь констатировать, что я был на вершине, но это уже нюансы, и надо же чем-то жертвовать.
Однако, пока я боролся со своим упрямствующим внутренним голосом, билеты оказались распроданы. «Мэй ю», — захлопывая свой министерский кондуит, констатирует бойкий распространитель квиточков на пользование вожделенным четырехколесным счастьем. Наседавшие на него китайцы расходятся, а он, моментально оценив меня хитрющим глазом героя средневековых плутовских романов, жестом фокусника извлекает из небытия тоненькую книжицу сброшюрованных автобусных билетов: «Последний. Только для Вас!»
Не чувствуя здесь никакой скрытой подоплеки — в искреннем расположении китайцев к иностранцам убеждаться приходилось не раз, — с благодарностью выкладываю 8 юаней и только в гостинице осознаю, что стал участником хитро задуманного предприятия и что парень этот неплохо зарабатывает. В сброшюрованной книжице (и уж явно не только в моей) всего семь одноюаневых талонов, Это означает, что с восьмым будет проделан маленький бизнес и в автобусе следует ожидать дополнительных пассажиров.
Итак, с билетом в кармане, но с не рассеившимися до конца сомнениями отправляюсь ужинать. Устраиваюсь на маленькой открытой террасе одноэтажной, явно «до освобождения» построенной столовой. Посетителей немного, человек пятнадцать. Не очень изысканное, но быстрое и вежливое обслуживание, ассорти из мясных и овощных блюд, как обычно, маленькими порциями, но в прекрасном сочетании и исполнении. Первый нормальный ужин за последние три дня. Нетрудно от всего этого прийти в умиление.