В поисках ужина ныряю в сутолоку одного из многочисленных городских рынков, расположенного у подножия холма, на котором величественно возвышается «Народная гостиница». Здесь можно перекусить и запастись продуктами на дальнейшее путешествие.
Вечером в псевдохраме Неба, под роскошным куполом которого скрывается концертный зал на 4 тыс. мест, — эстрадный концерт. Зрители идут сплошным потоком, и я с нескрываемым любопытством наблюдаю, как подкатывают к подъезду элегантные «Тоеты», высаживая разнаряженных леди и их важных, строго одетых супругов; как весело спешат к входу молодые пары, группки юношей и девушек; как сосредоточенно шарят по карманам в поисках затерявшегося билета одиночные посетители. Все так же, как у любого концертного зала Москвы или Ленинграда перед началом большого и давно ожидаемого концерта.
В моей башенке не надо особо напрягаться, чтобы прослушать всю программу от начала и до конца. Оценивать ее мне сложно, но я предпочел бы что-нибудь потише и поспокойнее. Соседей так и не подселили — случился, видимо, периодически бывающий отток туристов. Как показало будущее, вечер в уединении был весьма кстати: в следующий раз такой роскошью удалось воспользоваться не скоро.
Видимо, внутреннее напряжение заставило мой биологический будильник сработать раньше будильника электронного. Заказанный у администратора побудочный звонок так и не прозвучал, но его с успехом заменяют горланящие в окрестностях петухи. Дежурный тихонько похрапывает, уложив голову на казенный стол, и только досадно подергивает плечами, когда я осторожно подкладываю ему под руку ключ от покинутых апартаментов.
Шесть часов. Пасмурно, падают редкие капли дождя. Но воздух свеж, в нем нет и привкуса вчерашней духоты. Город быстро просыпается. Распахиваются двери закусочных, в одной из которых с большим наслаждением выпиваю чашку горячего соевого молока.
В гавани, консультируясь с билетерами, полицейскими и недоуменно взирающими на взъерошенного иностранца прохожими, совершаю почти километровую пробежку в поисках нужного причала. Не лишне, наверное, было заранее выяснить, что цифра «3» на моем билете означает не номер причала, а номер теплохода. Хорошо, что в запасе есть немного 242 времени. Весь в поту, вместе с несколькими такими же, как я, горемыками вбегаю на трап буквально за две минуты до отхода. Не хватало еще опоздать на с таким трудом отвоеванный корабль!
Отчаливаем в семь пятнадцать, точно по расписанию, и будем идти по этому расписанию вплоть до конечной точки — Ичана (схема 5). Когда мы отплываем, мне вновь кажется, что «с моря» Чунцин очень напоминает Владивосток, только значительно посеревший.
Первое время река плавно извивается между невысокими холмами, где только можно тщательно распаханными и ухоженными, но больше каменистыми и бесплодными. Берега довольно обрывисты и круты. Проплывают мимо грудящиеся у воды деревушки. К 9 часам немного проясняется, но от реки по-прежнему тянет свежий, промозглый ветерок.
Первые 76 км пути — и на левом, резко забирающем в небо берегу вырастают серые здания и дымящиеся заводские трубы Чаншоу. Утверждают, что городу — 3 тыс. лет. Проверить невозможно, остается поверить на слово. 300-метровая нитка фуникулера связывает набережную с взобравшимися высоко в гору улицами и придает городу вид, с одной стороны, — современный, с другой — очень необычный.
«Чаншоу» означает «город долгожителей». Легенда следующим образом объясняет появление этого любопытного географического названия.
Несколько сотен лет назад путешествовавший по Янцзы канцлер династии Мин Дай Цюйсян был застигнут ливнем и укрылся в одной из ближайших лавок небольшого городка. В лавке в это время находился 80-летний старец, который, как оказалось, выбирал подарки ко дню рождения своего деда. Дай Цюйсян был потрясен, узнав, что возраст именинника перевалил за 150 лет, и, как только дождь закончился, прихватил богатые подарки и самолично отправился в его жилище. Там он повстречал много долгожителей, людей очень почтенного возраста и, удивленный этим обстоятельством, решил переименовать оказавшийся на его пути город в Чаншоу.
Не знаю, насколько чаншоусцы живут сегодня дольше своих соотечественников из других районов Китая, но захватившая берега Янцзы индустриализация явно не благоприятствует сохранению его прежней славы. По крайней мере крупнейшее промышленное предприятие города — фабрика нейлонового волокна — самым беззастенчивым образом коптит небо и спускает свои отходы прямо в Янцзы.
Мое жилище на два дня — восьмиместная каюта 3-го класса, расположенная почти в самой середине судна, уютная, хоть и слегка мрачноватая. В углу — умывальник, на койках — не первой свежести циновки, заменяющие собой простыни, подозрительно скользкие одеяла и сморщившиеся на тощих подушках серые наволочки. В других условиях и в другом месте это вызвало бы, вероятно, бурю возмущения, но ко всему, наверное, привыкаешь, и, глядя на расположившихся прямо на палубе, в холлах, коридорах, проходах пассажиров так называемого 5-го класса, я чувствую себя почти счастливчиком.
Окружение мое — неорганизованные туристы из Европы и Австралии и двое китайцев: руководитель туристской группы французов, состоящей на 90 % из пенсионеров, и их переводчица — симпатичная девушка с поэтическим именем Сюэ-лянь (Белый лотос). Их подопечные едут 2-м классом, и они почти все время проводят на носу.
Настало время позавтракать, но сервис не спешит нам навстречу: в ресторане 2—3-го классов обслуживают, как это ни прискорбно, только организованных, едущих группами туристов, хотя таковых групп на судне всего две-три, и не признают одиночек. Столовая 4-го класса… Лучше уж я поставлю здесь многоточие… Рисковать не хочется, толкаться тоже. Разве что похвалить себя за проявленную в Чунцине предусмотрительность?
Мои спутники не искушены еще в превратностях путешествия по Китаю и не запаслись продовольствием, а поэтому отправляются на поиски столовой. Возвращаются они слегка потрясенными. Но затем кто-то Прибегает к утвердившемуся среди европейцев трафаретному, хотя и не отличающемуся глубиной осмысления, но многозначительному и самоуспокаивающему заключению: «It is China…», которое всех удовлетворяет и приводит в ироническое расположение духа. Что ж, именно такое высокомерно-снисходительное отношение складывается к Китаю у многих европейцев и американцев сегодня. Нелегко быть объективным и воспринимать все реалии современного Китая такими, какие они есть, не приукрашивая, но и не гипертрофируя их.
Пейзаж за бортом практически не меняется: горы, то голые, то покрытые лесом; скатывающиеся к берегам клочки полей; разбросанные вдоль кромки воды отдельные постройки и небольшие селения. Около полудня — первая и почти часовая стоянка в Фулине, небольшом городке на узкой полоске земли, прижатой к Янцзы высокими крутыми сопками.
Со всех точек зрения Фулин расположен очень выгодно и удобно: в месте слияния одной из самых больших гуйчжоуских рек — Уцзяна — с Янцзы, т. е. на пересечении важных транспортных артерий Юго-Западного Китая. Не случайно уже более 2 тыс. лет назад на этом месте возник город Цзулин, являвшийся политическим центром царства Ба.
В 1972 г. в окрестностях Фулина археологи раскопали три могилы периода Чжаньго, принадлежащие правителям рода Ба. В захоронениях было обнаружено много предметов материальной культуры, среди которых — инкрустированные золотом музыкальные колокола — ценнейший памятник для изучения древнекитайской музыки, истории и культуры царства Ба, бронзовые зеркала, отделанные серебром украшения и другие ценные предметы.