Как бы то ни было, а 4 часа дороги до Чжучжоу проходят для меня в относительном комфорте. Устраиваюсь у приоткрытого окна, и в этой шумной, беспрестанно дымящей сигаретами, разбрасывающей по полу мусор и шелуху, шевелящейся и даже пытающейся двигаться человеческой массе удается немного вздремнуть, опустив голову на удачно оказавшийся под руками столик. Единственная проблема — с кипятком. В нашем вагоне весь разобрали, и проводники даже не пытаются пробиться к титану и вскипятить воду. Продираться в соседний вагон сквозь дышащую жаром разгоряченных тел толпу… Лучше уж потерпеть. И вновь выручают соседи — среднего возраста китайцы. Один поделился припасенным заранее кипятком, другой, сбегав на перрон на какой-то маленькой станции, принес целую флягу и добродушно подлил из нее в мой стакан. Разве такое забудешь?
19 апреля, ноль часов 44 минуты. Фиксирую в дневнике это время, обосновавшись в зале ожидания чжучжоуского вокзала. Получил свой очередной «жесткий сидячий» и занял пока… жесткую скамейку в зале ожидания: до поезда целых пять часов, впереди вся ночь. До Шанхая 30 часов пути и 1100 км. Такие пустяки!
Пассажиры сладко посапывают на скамейках. Кому повезло больше — вытянув ноги, кому меньше — примостившись на краешке. Удивительная способность спать в любой обстановке! Незнакомые люди укладываются чуть ли не друг на друга, и никто не возмущается. Мою попытку прикрыть глаза и чуть-чуть вздремнуть прерывает услужливый полицейский: «Товарищ, следите за вещами!» Чуть позднее с таким же предостережением подходит второй. Сон проходит, остается читать и наблюдать, как устраивается на моей уже изрядно пообтершейся и перенесшей немало испытаний дорожной сумке молодой китаец: сначала осторожно, краешком головы, потом поудобней, удобней — глядь, и вся голова уже покоится на мягкой «подушке»…
К пяти утра жизнь на привокзальной площади потихоньку оживает. Открываются двери закусочной, появляются и раскладывают прямо на тротуаре продукты «к завтраку» уличные торговцы. Две женщины выносят тазики с водой и полотенца. «Умываться… Умываться…» — разносятся над площадью их зазывные голоса.
До Шанхая добираюсь вообще чуть ли не в идеальных условиях. Уже на перроне осознаю, что в любимом «жестком сидячем» мест нет и не предвидится и соревноваться с китайцами в борьбе за освободившиеся сиденья мне явно не под силу. Поэтому, ощупывая в кармане заветную и последнюю тридцатку, прибегаю к уже доказавшему свою эффективность способу: разыскиваю начальника поезда. Изображаю — впрочем, для этого особенно напрягаться не надо — лицо до смерти уставшего человека и через полчаса занимаю полку в плацкартном вагоне вполне законно, с соответствующей доплатой и билетом в кармане. После приключений последних дней эта полка кажется такой мягкой, что спускаться с нее не хочется до самого Шанхая.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
С того времени, когда были начаты эти записки, прошло более четырех лет. Срок небольшой, в сравнении с тысячелетиями одной из древнейших в мире цивилизаций — просто мизерный, но для современного Китая — значительный, ибо перемены происходят в нем прямо на глазах. Быстро меняется облик городов, особенно приморских: растут пирамиды фешенебельных отелей, стройные ряды многоэтажек, среди которых все труднее отыскивать островки не стилизованной, а настоящей китайской архитектуры и оазисы запутанных, наполненных духом старины и очарованием услышанных в детстве сказок садов; все настойчивее — новыми торговыми рядами, промтоварными рынками, ремесленными мастерскими и закусочными — заявляет о себе частный предприниматель; заполняют расцвеченные китайской и иностранной рекламой улицы, оттесняя к обочинам не так давно царствовавших на них велосипедистов, вереницы «Тоет», «Сантан», «Жигулей». Несомненны заметные сдвиги в экономической и политической жизни страны — рост производства, подъем уровня благосостояния населения, некоторая демократизация общественной жизни, всплеск творческой активности интеллигенции. Однако перед КНР продолжают стоять многообразные сложные проблемы.
Все, что происходит в наши дни в Китае, покоится на фундаменте, которым является формировавшийся тысячелетиями культурный феномен, протяженная во времени и в пространстве история народов, населявших обширную страну, от лесов Маньчжурии до побережья Южно-Китайского моря, от пустынь Средней Азии до берегов Тихого океана, не только самих китайцев, но и уйгуров, чжуан, мяо, ицзу и многих других. Мы до сих пор не знаем всех тех внутренних связей, которые определяли и определяют характер развития этой цивилизации, не изучили ее сложного, многие века формировавшегося и совершенствовавшегося механизма политической власти и управления. С победой народной революции изменились классовые отношения в Китае, утвердились принципиально иные формы политической власти, но сохранились традиции, стереотипы мышления и поведения, нравственные идеалы и культурные ценности, которые и сегодня регулируют многие внутренние связи и отношения этого еще не до конца познанного и понятного нами общества.
Синтез старого и нового, архаичного и ультрасовременного — вот характерная черта современного Китая. Не изменившие своей конструкции за многие века деревянный плуг и мотыга по-прежнему являются главными орудиями труда в деревне, а студенты вузов и колледжей учатся работать на новейших японских и американских компьютерах. Мчатся по дорогам многотонные грузовики, а рядом натужно тянут лямку сухопутные бурлаки, медленно крутят педали велорикши. Подавляющая часть населения Китая продолжает заниматься тяжелым физическим трудом, а это в свою очередь, определяет общий уровень культуры, характер мышления, манеры поведения. Бедность, отсталость — и сегодня объективная реальность не только медленно меняющей свой облик деревни, но и городов, еще неспособных распрощаться с неустроенностью, теснотой, избытком рабочей силы, бескультурьем, неграмотностью, всем этим неизбежным наследием не такого далекого прошлого.
Китайское общество, как и любое, другое, многопланово и многолико, в нем легко обнаруживаются различные культурные, профессиональные, имущественные и прочие слои и срезы. Нельзя создавать образ типичного китайца (если таковой вообще можно сегодня создать), ориентируясь на поведение, может впервые попавшего в город крестьянина, так же как писать обобщающий портрет управленцев-ганьбу на основе нескольких столкновений с чиновниками-бюрократами и делать вывод о царящей в Китае нужде, повстречав нескольких нищих, попрошаек или бродяг. И если я пишу об этих фактах современной китайской действительности, это отнюдь не означает, что я намерен изображать настоящее Китая в мрачных тонах, хотя, вероятно, на фоне блестящих культурных памятников прошлого, ярких легенд и сказаний некоторые из этих картинок не выглядят особо привлекательными. В то же время я не хотел бы создавать у читателя и идиллического представления о стране, которое, не без влияния ярких красок туристических проспектов, складывается у некоторых почитателей Востока на Западе. Поэтому я старался быть максимально объективным в описании увиденного, в своих оценках, старался сдерживать чувства и эмоции, хотя удавалось это далеко не всегда.
Да, в Китае сегодня высококлассное обслуживание сосуществует с полнейшей неустроенностью быта, пунктуальность и организация — с неразберихой и необязательностью, радушие и деловитость — с бюрократизмом и безразличием. Но разве это только в Китае?
Китайской Народной Республике меньше сорока лет. И не растворилась за кормой крепко вросшая корнями в почву феодальная эпоха. Она — не только блестящие дворцы, пагоды, храмы, она — это прежде всего нищая, дремучая, беспощадно эксплуатируемая деревня. Но ведь то феодальное великолепие, которым сегодня восхищаются во всем мире, создавалось как раз потом и кровью миллионов тех самых неграмотных, раздетых, испачканных в земле и навозе, погибавших от голода и болезней, но имеющих право гордиться творением рук своих крестьян, мастеровых, монахов. Народ создал это удивительное явление — китайскую культуру, и он требует уважительного к себе отношения, как бы ни разнились сегодня его привычки, манеры, поступки с устоявшимися у нас стереотипами поведения и мышления.