После этого хищники оставили этот район в покое. Они ушли к реке Хартс и поселились в стране баролонгов. Однако время от времени они возвращаются, и даже теперь в сухие зимы поблизости в горах можно встретить явившихся с запада львов.
Из Дутойтспана в Мусеманьяну[10]
Во время короткого отдыха на склоне одного плоскогорья наше внимание привлекла нависшая над ним темная туча. Моему слуге-проводнику, да и всем нам она показалась огромным скоплением саранчи. Но, когда мы достигли края плоскогорья, один из моих спутников, находившихся в фургоне, закричал, да так, что я вскочил со своего места: долина, через которую нам предстояло проехать, покрытая высокой сухой травой и кустарником, превратилась в огненное море, простиравшееся на 5–6 миль. Серая туча, которую мы заметили часом ранее, состояла из густых клубов дыма, гонимых ветром в направлении на восток-юго-восток.
Первым пришел в себя проводник-африканец, — он обратил наше внимание на следы фургона, замеченные им едва в двадцати шагах от нас. По его словам, они вели прямо через зону, охваченную огнем.
Мы приблизились к ней на расстояние шестисот шагов и убедились, что она тянется почти параллельно цепи холмов; местность в этом направлении была ровной. Слева от пас плато постепенно понижалось. Здесь находилась лощина шириной около трехсот шагов, к ней уже подбирался огонь.
Необходимо было действовать быстро, не мешкая. Нам нужно было уберечься от огня, но в то же время двигаться вперед, в надежде найти воду. Да и волы слишком устали, чтобы мы могли тут же взять направление на юг, в сторону реки Вааль. Восточное направление вообще исключалось из-за быстрого распространения пожара. Волы могли выдержать гонку с ним на протяжении мили, но никак не 10 или 15, а такой гонки нельзя было бы избежать, если бы мы решились отправиться на восток.
Оставалось только двигаться вперед. Да, вперед! Но как не стать при этом жертвами разбушевавшейся стихии? Выжечь вокруг траву и дожидаться приближения огня было нельзя, ибо помимо тысячи патронов в фургоне находилось 300 фунтов пороха; парусина, которой был обтянут фургон, да и дерево настолько нагрелись на солнце, что к ним едва можно было прикоснуться. Ветер нес горящие ветки и листья. От них мог воспламениться фургон, где были спирт и водка, но не было воды.
Мой взгляд остановился на холме слева от нас — нет ли возможности миновать опасный участок, проехав низиной? Пожар начинался шагах в трехстах от холма. Он приближался к нему, да и к нам тоже, но к холму несколько медленнее, так как ветер дул прямо на нас. Если бы фургон успел достигнуть холма, мы смогли бы объехать полосу огня (ширина ее составляла шагов сто).
За огненным морем простиралось выгоревшее черное пространство шириной в милю. Кое-где на нем еще виднелось пламя — это догорали остатки кустов. План, который я предложил спутникам, встретил единодушное одобрение. Понравился он и слуге-африканцу. По блеску его глаз я понял, что он-то уж постарается заставить волов бежать куда надо!
Только теперь, вскочив на коня, я смог окинуть взором пространство, которое нам предстояло проехать, вернее пролететь. У меня невольно вырвалось восклицание: полоса, отделявшая нас от холма (шагов тысяча), представляла собой крутой склон возвышенности и к тому же усеянный каменными глыбами. Что если при быстрой езде одно из колес сломается о камень? Однако у меня не оставалось времени на размышления. Мои товарищи заняли свои места, Боли[11] взмахнул бичом и, крикнув «Пошел!», дал сигнал к скачке — навстречу огню, чтобы спастись от него.
Крики, удары бичом и палками, а также устрашающее зрелище огненной тучи справа, к которой мы с каждым шагом приближались, заставили волов нестись вперед так, словно фургон был пустым. Иногда, когда одно из колес, наткнувшись на камень, высоко поднималось в воздух, мне казалось, что фургон уже лежит на боку. В следующее мгновение оба передних колеса наезжали на другой камень — и волы едва не падали от толчка. Жара становилась нестерпимой, так как мы все еще ехали против ветра. Кругом стоял оглушительный треск горящих сухих кустов и травы, воздух был наполнен густым дымом, повсюду носились охваченные огнем стебли травы, ветки, листья… Лошадь, на которой я ехал, была вовсе не из пугливых, но, видя, что делается справа от нее, перестала слушаться поводьев, и я едва справлялся с ней.
Тем не менее мы неслись вперед. Моя лошадь не раз спотыкалась о камни и задевала кусты, ибо мне, вместо того чтобы править, приходилось следить за парусиной, которой был обтянут фургон, и мгновенно сбрасывать падавшие на нее головешки. Одновременно я должен был показывать Питу[12] — «ведущему» и Боли — «направляющему», куда ехать, чтобы фургон мог избежать по крайней мере самых больших каменных глыб, которые я замечал с седла. Крики погонщиков волов (а волы неслись так, что с морд у них летели клочья пены), толчки о камни, скачка по жаре, усугублявшейся близостью пламени, вконец изнурили нас.
10
Э. Голуб отправился в это путешествие, которое он считал рекогносцировочным, 3 ноября 1874 года.