Хозяин представил долгожданным гостям супругу — высокую плоскую женщину с бледным лицом, с которого не сходила гримаса брезгливости. Узнав, что Перов — бывший офицер, она изобразила подобие улыбки и очень расстроилась, что у них будет проживать не сам господин поручик.
Гостей усадили за стол, угостили чаем.
— Как вы думаете — скоро? — нетерпеливо спросил Перова хозяин и, казалось, прилип к нему взглядом.
— Что — скоро? — не понял тот.
— Скоро придут союзники? Скоро будут вешать большевиков? — .еще больше побледнев от волнения, пояснила хозяйка.
Поручик нахмурился, сделав вид, что такие вопросы не задают.
Гусицын торопливо заговорил, словно боясь, что его остановят:
— В июле я с самого начала понял: Перхуров — калиф на час. А многие мои хорошие знакомые сейчас сидит на Нетече, в бывшем особняке фабриканта Сакина. Знаете, молодой человек, что там теперь? — спросил хозяин Тихона.
— Как не знать, я в этом доме работаю.
— В губчека?! — чуть не выронила чашку хозяйка квартиры, Гусицын втянул шею в плечи, сделал судорожное глотательное движение.
— Не пугай людей! — прикрикнул поручик на Тихона и повернулся к Гусицыной: — Он действительно, сударыня, работает в губчека, но так надо для нашего общего дела.
— Замечательно! — восхитилась хозяйка. — Но ради бога, не говорите об этом соседям, — попросила она Тихона и для пущей убедительности добавила: — Умоляю вас, молодой человек.
— Вам же будет спокойней с таким квартирантом, — удивился Перов.
Рыжие ниточки бровей «мадам» Гусицыной пружинисто вскинулись под самые букли, голос задрожал от возмущения:
— А что скажут наши знакомые? Как мы будем смотреть им в глаза, когда большевиков спихнут?
— Вряд ли работу Вагина в губчека удастся скрыть от ваших соседей, — сказал поручик. — Говорите, что поселили по уплотнению.
Спросил Гусицына, не сможет ли он его устроить на службу, показал документы. Хозяин перелистал их, одну бумагу — пропуск Заволжской Коллегии — посмотрел на свет, довольно почмокал губами.
— Попытаюсь что-нибудь сделать, но твердо не обещаю, — вернул он документы.
— О результатах ваших хлопот сообщите Вагину. Мне пора, — поднялся поручик. — Время позднее, а на улицах, я слышал, еще постреливают, и комендантский час скоро.
Ночью, на провисшей кровати, в клетушке с низким потолком, Тихон до подробностей вспомнил все, о чем говорилось у Флексера и Гусицыных. Как «личный представитель Перхурова», поручик вел себя безукоризненно, однако некоторые мелочи в его поведении настораживали. Только сейчас по-настоящему стали понятны сомнения Лагутина. Как-то поручик поведет себя дальше? Не передоверился ли ему Лобов? Правильно ли вел себя Тихон?
Утром на лестничной площадке он встретился с высоким плечистым военным, выходившим из квартиры напротив. «Хорошо хоть свой человек рядом», — подумал Тихон, заметив на фуражке красную звездочку. Пропустил мужчину вперед. Тот молча кивнул, мельком посмотрел на него темными глазами из-под густых, сросшихся бровей.
Тихон рассказал об этой встрече Лобову.
— Мы навели справки о соседях. Это Дробыш, начальник мобилизационного отдела штаба военного округа. Человек проверенный.
— Гусицын только с виду божья коровка. Если заваруха начнется, столовым ножом будет полосовать большевиков, а жена помогать ему, — объяснил свою тревогу Тихон.
— Ну, теперь до этого дело не дойдет — город начеку. Меня беспокоит бегство Поляровского. Возможно, он знает эти явки.
— Если бы знал, давно появился бы.
— А может, устроился в другом месте и со стороны приглядывается? Таких явок у контрразведки, наверное, несколько.
Через три дня Гусицын сказал Тихону, чтобы поручик зашел в штаб военного округа и обратился в контрольный отдел к военспецу Рузаеву. И добавил, что сделать это надо немедленно, тюка в отъезде начальник отдела Ляхов.
Так Перов стал работать в артиллерийском управлении штаба, а в губчека узнали еще об одном агенте суреповской контрразведки Рузаеве, до этого не внушавшем никаких подозрений…
4. Будни
Тихон пришел в губчека с твердым убеждением, что чекистская работа — ежедневная вооруженная борьба с врагами революции: перестрелки, погони, засады, облавы.
Однако вскоре он убедился: схватка с контрреволюцией куда сложнее.
Как-то Лагутин пригласил его на заседание Коллегии губчека вести протокол, зачитал письма рабочих валено-сапожного завода и маслозавода с просьбой привлечь к работе бывших хозяев. Видел Тихон, с каким неудовольствием выслушали эти письма некоторые члены Коллегии, запомнил, как возмущался фронтовик-окопник Ефим Зубков, с прибинтованной к шине и подвешенной на черной косынке левой рукой.
— Это как же получается, товарищи? — гневно оглядывал Зубков членов Коллегии. — Мы этих заводчиков за саботаж посадили, а теперь их выпускай?
Лагутин пытался урезонить его:
— Рабочие ручаются, теперь они саботажа не позволят, не семнадцатый год. А бывшие хозяева-специалисты им нужны, чтобы быстрее наладить производство.
— А без хозяев никак? — не унимался Зубков. — Рабочий человек дурней этих буржуев?
— Не дурней, а грамоты не хватает, различать надо. На заводах машины стоят, пустить некому. И товарищ Ленин говорит, что без руководства специалистов переход к социализму невозможен. Несознательный ты еще, Зубков.
— Ты меня, Михаил Иванович, несознательностью не попрекай. Я с товарищем Лениным с четырнадцатого года заодно, как на фронте в партию вступил.
— Фронтовик, а простых вещей понять не можешь, что красноармеец без валенок зимой много не навоюет. А заводу Бай-Бородина задание их сто тысяч пар изготовить. И без масла населению туго приходится. Вот и получается, что без бывших спецов нам пока не обойтись. Махорочная фабрика стоит — курильщикам беда и чекистам забота.
— Сам курящий, без табака на стенку лезу, — признался Зубков. — Но при чем здесь губчека?
— При том. На толкучке за одну восьмушку табака фунт хлеба выкладывай. Что это по-твоему?
— Грабеж средь бела дня. Спекуляция.
— Вот именно — спекуляция. А это уже прямая наша забота. Пацаны на рынке обычную писчую бумагу за известную сумкинскую продают, тоже к спекуляции приобщаются. И никакими облавами тут не возьмешь, пока у нас самого необходимого не будет. А ради этого, может, придется не одного буржуя на свободу выпустить, — ладонью хлопнул по письмам предгубчека.
— А он, буржуй, опять за саботаж, опять за диверсию?! — горячился Зубков, от возмущения смотрел на Лагутина как на врага.
— Тогда расстреляем. По сначала попытаемся из него, из буржуя, полезного человека сделать.
Большинством голосов чекисты приняли решение освободить Бай-Бородина и маслозаводчика Шнеерсона, оба предприятия через месяц начали работать для нужд фронта и города.
После этого Коллегия еще не раз рассматривала заявления завкомов с просьбой освободить некоторых спецов от заключения, от принудительных работ на лесозаготовках. Как правило, губчека шла навстречу рабочим.
На этом же заседании чекисты решили отчислить в помощь фронту двухдневный заработок. Зубков предложил обязать членов партии сдать для Красной Армии теплые вещи и обувь.
Кто-то из чекистов пошутил:
— Все еще не веришь, Ефим, что Бай-Бородин красноармейцам валенцы поставит?
— Буржуям не верил и не верю! — упрямо сказал Зубков. — А для Красной Армии, надо будет, последние сапоги отдам…
«Руководствуясь чисто коммунистической совестью, тщательно смотреть за всеми пожертвованиями, дабы не было со стороны кого-либо увиливания от сдачи теплых вещей, а если таковые товарищи будут замечены, немедленно докладывать об этом партийному собранию ячейки», — записал Тихон в постановлении.