От неожиданности Дробыш отшатнулся, а Тихон, размахнувшись, швырнул стул в окно. Грохнула электрическая лампочка чад столом, зазвенело разбитое окно, и в комнату ударило темнотой и морозом.
Выхватив пистолет, Тихон выстрелил в ротмистра, бросился в освещенную прихожую. Раненный в левое плечо Поляровский, скорчившись от боли, выстрелил ему в спину.
Тихон упал на вешалку, обрушил ее на себя.
Он уже не видел, как в квартиру, сорвав крючок, вбежал Андрей Лобов. Вбежал в тот самый момент, когда ротмистр, прищурив глаз, опять целился в Тихона. Но выстрелить не успел — Лобов опередил его, выстрелил раньше, и Поляровский рухнул на пол.
В комнату ворвались еще трое чекистов, обезоружили хозяина и гостей. Угрястый оказался бывшим подполковником Смолиным, начальником оперативного отдела штаба военного округа.
Тихона положили на кровать, наскоро перевязали, позвонили в губчека. Через полчаса приехали врач и Лагутин. Увидев председателя губчека, Тихон с трудом выговорил:
— Я от Василия Васильевича…
Лагутин повернулся к врачу:
— Он бредит. Срочно в госпиталь.
Тихон попытался поднять голову, провел языком по горячим, пересохшим губам:
— Михаил Иванович, это пароль… Будете других брать — пригодится…
Передав пароль, он впал в беспамятство — звал сестру, мать, бормотал что-то несвязное. Чекисты отнесли его в кабину грузовика. В кузов, под конвоем, посадили офицеров и арестованного Гусицына.
Дробыша оставили в квартире, начали обыск.
Бывший полковник сидел за столом не шелохнувшись, положив руки на клеенку, только глазами поводил, исподлобья наблюдая за чекистами. Лагутин, расхаживая по комнате, присматривался к нему.
— Руки на колени! — приказал он.
Дробыш дернулся, неохотно уронил со стола словно бы свинцом налитые руки:
— Успокойтесь, — проворчал он. — Я не в том возрасте, чтобы размахивать кулаками. А за свои действия вы еще ответите перед трибуналом.
— Надеетесь выкрутиться? Не выйдет! — резко проговорил Лагутин.
Сняв со стола клеенку, он увидел сложенную вдвое губернскую газету за декабрь минувшего года. Под ней лежало несколько машинописных страниц, предгубчека перелистал их. Это были мобилизационный план Ярославского военного округа, программа курсов командирского состава, копии секретных приказов и писем Наркомвоендела.
Находку похищенных из штаба документов Дробыш объяснил спокойно, даже равнодушно:
— Надо было поработать, взял на дом.
Обыск продолжился.
В прихожей Лобов тщательно прощупал обшивку двери, заглянул за вешалку, за зеркало. Остановился у висящего на стене «эриксона». Сняв массивный аппарат с крюка в стене и ничего не обнаружив, опять повесил его на место. Постучал согнутым пальцем по деревянному кожуху, посмотрел на Лагутина. Тот кивнул. Тогда Лобов вынул из кармана нож-складник, начал отвинчивать винты и складывать их в фуражку.
Возмущенный Дробыш заворочался, скрипнул стулом.
— Не волнуйтесь, Федор Михайлович, — «успокоил» его председатель губчека. — Товарищ Лобов — бывший артиллерист, с техникой дело имел, не испортит аппарат. Да он вам теперь и ни к чему: все важное сообщайте сразу мне.
— Не дождетесь, Лагутин, — угрюмо обронил Дробыш. — За мной вины нет, в вашего сотрудника я не стрелял.
Лагутин с интересом посмотрел на него — бывший начальник мобилизационного отдела все еще на что-то надеялся.
Лобов вынул из кожуха скрученную в трубку бумагу, протянул ее председателю губчека. Тот медленно, словно для того чтобы вывести полковника из себя, развернул листок, пробежал его глазами.
— Теперь ясно, Федор Михайлович, почему вы так волновались за свой телефон, — график движения воинских эшелонов через Ярославль по забывчивости под кожух не засунешь.
Эта находка окончательно уличала Дробыша, но он и сейчас вел себя так, словно все это его не касалось.
Лагутин приказал продолжать обыск — среди найденных документов не было списков подпольной организации. Чутье подсказывало ему, что они здесь, в квартире.
Перебрали книги на этажерке, простучали стены, половицы. Внимание одного из чекистов привлекло массивное пресс-папье на столе. Взял его в руки, отвинтил бронзовую круглую ручку, отложил ее и мраморную крышку в сторону, стал просматривать листки промокательной бумаги.
Между ними обнаружил плотный серый листок в клеточку. На нем, в столбик, были написаны чернилами имена и отчества, напротив — суммы в рублях и копейках: 2 руб. 43 коп., 3 руб. 87 коп., 1 руб. 51 коп…
Лагутин показал список арестованному, спросил:
— Ваши должники?
— Таким крохоборством не занимаюсь. Да и рука не моя, можете проверить.
— Рука, может, и не ваша. Зачем же вы этот список так далеко спрятали?
— Пресс-папье я купил на Мытном дворе, никогда не разбирал его, — буркнул Дробыш, а широкопалые, в рыжеватых волосах руки на столе дрогнули, казалось, вот-вот вцепятся в листок, разорвут его в клочья.
Лагутин внимательно перечитал список, пытаясь понять, что же в нем зашифровано. Показал его начальнику иногороднего отдела, тот пожал плечами. Сравнив бумаги, написанные Дробышем, со списком, убедился — почерк другой.
И тут предгубчека увидел знакомое имя и отчество — Игорь Павлович, напротив стояла сумма в пять рублей, двадцать две копейки.
Подумал: неужели Флексер? Но что обозначают эти цифры?
Посмотрел на Дробыша, будто бы окаменевшего на стуле, на Лобова, который по-хозяйски неторопливо водворял на место кожух «эриксона».
Мысль в голове промелькнула неожиданная и простая — Лагутин подошел к телефону, снял трубку, заказал номер 5-22 и спросил:
— Игорь Павлович Флексер?
— Я вас слушаю, — раздался в трубке бархатистый голос зубного врача.
Шифр был разгадан. Дробыш качнулся, закрыл глаза, лицо перекосило, как в кривом зеркале.
В эту же ночь Флексер и другие «должники» бывшего начальника мобилизационного отдела, члены подпольной организации, были арестованы.
Утром Лобов выкроил время и съездил к Тихону в госпиталь. Вернувшись, зашел в кабинет председателя губчека, сказал короткими, рублеными фразами:
— Пулю извлекли. Сердце не задела. Будет жить.
Торопливо закуривая папиросу, отчего зажег ее только от второй спички, добавил:
— Это была моя мысль — пристроить его к поручику для связи. А вон как получилось…
— Не вини себя, иначе бы мы группу Дробыша, может, вовсе не раскрыли.
— В списке в основном руководители пятерок, на свободе Бусыгин.
— Работы еще много, — согласился Лагутин. — Но Тихон задание губчека выполнил с честью. Сколько ему сейчас?
— Девятнадцатый год.
— Совсем молодой.
Лагутин вспомнил парнишку, погибшего в июле восемнадцатого года в бою на берету Волги, последний, неоконченный разговор с ним. Нелегкий груз взвалила революция на молодых, и нет им впереди проторенной дороги. И еще многие, не дойдя до цели, останутся в памяти людей вечно молодыми…
6. «Защитники»
Сразу после ареста Дробыша был объявлен розыск военспеца Перова, потом через Ревтрибунал «изменника» заочно приговорили к расстрелу. Все это сделали, чтобы сохранить поручика как агента губчека.
И это удалось — предатели из Военконтроля срочно переправили Перова из Вологды в Архангельск, к интервентам.
В Ярославле после первых же допросов список арестованных пополнился, чекисты обнаружили склады боеприпасов с винтовками, пулеметы. Все это утаили саботажники из военных ведомств, они препятствовали выдаче оружия даже сотрудникам губчека.
Следы заговора вели в Рыбинск, туда выехал начальник иногороднего отдела Лобов.
И вдруг дело приняло неожиданный оборот. К Лагутину пришли член Ревтрибунала Малинин и помощник начальника уголовного розыска Польских.
— Ты что же себе позволяешь, Лагутин? — сердито начал Малинин, широкоплечий, с мясистыми ушами, в новой скрипучей кожанке. — На каком основании арестован начальник мобилизационного отдела военного округа?!