9. Поиски
В этот же день Тихон навестил врача, проживающего на Дворянской улице в собственном доме с кирпичным фундаментом. Рассказал о «Совете защиты детей», о пароходе, о колонии. Вербилин слушал внимательно, одобрительно покачивал крупной седой головой. В соседней комнате, за закрытой дверью, кто-то играл на рояле.
— Весьма, весьма своевременное мероприятие — на лето вывезти детей из города. При такой скученности, при таком жалком санитарном состоянии и постоянном недоедании может вспыхнуть тиф, холера. Только не пойму, какое отношение все это имеет ко мне?
— Мы предлагаем вам быть врачом колонии, — удивился Тихон непонятливости Вербилина.
— Ах, вот в чем дело! Мне нужно подумать, взвесить.
— Взвешивайте, минут пятнадцать свободного времени у меня есть, — взглянул Тихон на часы на стене.
Вербилин благодушно заулыбался, длинными пальцами погладил мясистый, тщательно выбритый подбородок:
— О, молодость, молодость! В вашем возрасте я был таким же нетерпеливым и скорым на решения. Вы из губоно?
— Нет, из губчека.
Вербилин чуть не поперхнулся, с вежливой насмешкой поинтересовался:
— Разве борьба с гидрой контрреволюции уже завершена?
— Почему вы так решили?
— Чекисты занимаются делом, которое не имеет к ним абсолютно никакого отношения, — снисходительно объяснил Вербилин.
— Борьба с контрреволюцией продолжается, поэтому ответ прошу дать поскорее.
Вербилин в задумчивости опять погладил подбородок.
— Извините, мне нужно посоветоваться.
Поднявшись с кресла, ушел в соседнюю комнату, плотно прикрыв за собой дверь, — звуки рояля оборвались.
Появившись в комнате, врач поудобней уселся в кресло с обтянутыми кожей подлокотниками и, потирая руки, заявил:
— Я согласен с вашим предложением, но у меня будут некоторые условия, удовлетворение которых считаю обязательным. Во-первых, паек…
— Пайком обеспечим.
— На общих началах?
— А какие еще могут быть начала?
— Извините, — развел руками Вербилин. — Это мне не подходит.
— А что же вам подойдет?
— Двойной паек себе и жене, итого — четыре пайка.
Тихон кивнул на закрытую дверь, за которой опять послышались звуки рояля:
— Ваша жена тоже врач? Будет вам помогать?
— Ни в коем случае! — встрепенулся Вербилин. — У нее жесточайшая мигрень. Свежий речной воздух, абсолютный покой и хорошее питание, надеюсь, улучшат физическое и духовное состояние моей жены. События последних месяцев весьма подорвали ее здоровье. Требую двухместную каюту с удобствами нам, каюту под изолятор, еще одну под приемный покой. Четырех опытных фельдшеров. Да, чуть не забыл — обязательно санитарку, которая взяла бы на себя заботу обо мне и жене: постирать, погладить, убрать каюты.
— Значит, служанку?
— Санитарку, я же русским языком сказал, — недовольно скривился Вербилин.
Тихон поднялся на ноги, проговорил со злостью, которую было уже не сдержать:
— Как-нибудь обойдемся без вас, вашей жены и ее мигрени. В городе голод, разруха, а вы служанку требуете от Советской власти да двойной паек. Рвач вы, а не врач!
— Как вы смеете?! Я буду жаловаться!
— Жалуйтесь на здоровье!
— Вы еще пожалеете об этом! — тоненько и противно закричал Вербилин.
Из соседней комнаты высунулась рыхлая женщина в цветастом халате. Уходя из квартиры, Тихон в сердцах хлопнул дверью, в прихожей что-то со звоном упало.
Сразу от Вербилина пошел в губздравотдел, попросил списки городских врачей. У многих были телефоны. Позвонил нескольким — все тут же испуганно отказались. Тихон догадался: Вербилин сдержал свою угрозу, успел их предупредить.
Совсем было отчаялся, как вдруг увидел в списке знакомую фамилию: Флексер Игорь Павлович, зубной врач, Флексер Раиса Михайловна, лечащий врач.
От Лобова он знал, что во время следствия по делу группы Дробыша жена Флексера вернулась из Костромы, заходила в губчека справиться о судьбе мужа. Ей рассказали о его работе в царской охранке, о приговоре Ревтрибунала.
«А что если позвонить ей? — подумал Тихон. — Нет, лучше схожу…»
И вот он опять стучится в квартиру на Духовской улице. Раиса Михайловна, низенькая женщина с черными глазами на смуглом, осунувшемся лице, пригласила в комнату.
Здесь ничего не изменилось: на столе скатерть с кистями, на шкафу размеренно тикают часы в позолоченном футляре.
— Все, что я знала о муже, я уже сообщила, — сухо заговорила хозяйка.
Движения у нее были резкие, порывистые, голос с хрипотцой. Пока разговаривали, несколько раз закуривала одну и ту же папиросу и забывала о ней.
Тихон почти слово в слово повторил сказанное Вербилину, не скрыл и о бесполезных звонках.
— Так это вы тот страшный чекист, который грозил Вербилину маузером?
— Он и вам позвонил?
— Перед самым вашим приходом. А где маузер? Что-то его не вижу.
Тихон насупился, нервно задергал кисти скатерти:
— Сегодня я без оружия, врет Вербилин.
— Я так и поняла. Хотите чаю?
— Я к вам по делу.
— Вот за чаем и поговорим о вашем деле, — категорично заявила Раиса Михайловна и ушла на кухню.
Молча выпили по чашке, Тихон посмотрел мельком на часы.
Хозяйка перехватила его взгляд, сдвинула пустые кружки к чайнику и спросила:
— Вас не пугает, что жена контрреволюционера будет лечить пролетарских детей?
— Если бы я сомневался в вашей порядочности, то не пришел бы.
— И все-таки вы рискуете.
— Вы согласны или нет?
Хозяйка вздохнула, опять закурила папиросу:
— Тяжело мне сейчас оставаться в городе: кто за Советы — косится, кто против — с сочувствием лезет. Потому и соглашаюсь, хотя все трудности и неудобства представляю.
Тихон обрадовался, попытался успокоить ее:
— Насчет пайка не волнуйтесь. Двойной дать не можем, но я договорился в губздравотделе — они оформят командировку и помогут деньгами.
Раиса Михайловна раздраженно возразила, по-мужски энергично взмахнув рукой:
— Никаких командировочных от губздравотдела мне не нужно! Обеспечьте каюту, медикаменты и один паек.
— Вербилин требовал две каюты — под приемный покой и под изолятор.
— Это необязательно. Повесим одеяло, отгородим где-нибудь угол. Главное — медикаменты. Если их не найдете, тогда откажусь и никакие уговоры не помогут.
Тихон горячо поблагодарил женщину. Она слабо, с усилием, улыбнулась:
— И вам спасибо. За доверие. Постараюсь его оправдать. Говорят: муж и жена одна сатана. По-всякому бывает. Игорь Павлович много говорил о грядущей революции, о народе-мученике. Я поверила ему, а он, оказывается, женился на мне, чтобы выявлять подпольщиков и выдавать их охранке. Эту каинову печать мне теперь ничем не отмыть.
Не стал Тихон успокаивать Раису Михайловну, знал — бесполезно…
Как только в губздравотделе он заикнулся о медикаментах, заведующий сразу замахал на него руками:
— И не просите, ничего у нас нет. Медикаментами распоряжается губвоенкомат, все уходит в госпитали, в санитарные поезда, на фронт.
Весь следующий день Тихон обивал пороги в губвоенкомате, что находился в Борисоглебском переулке. Из одного отдела направляли в другой, ссылались на тяжелое положение на фронтах. Многие удивлялись самой затее — отправить детей на юг, где полыхала война.
Тихон хотел уже идти к Лагутину, но сначала решил обратиться к военкому Громову — была не была.
Тот понял его с полуслова — на военных складах Тихону выдали йод, порошки, пилюли от «живота», от кашля, от зубной боли. Нашли грелки, ножницы, машинку для стрижки волос, а главное приобретение — градусник. С ткацкой фабрики выдали вату и марлю.
На Волжской набережной, в бывшем доме купчихи Кузнецовой, разместился губпродком. Только здесь Тихон по-настоящему понял, что такое продовольственный кризис, о котором говорил Лагутин. Когда он положил перед заведующим губпродкома заявку на продовольствие для колонии, тот выругался от удивления: