Клив отвел взгляд от медленно текущей за окном человеческой реки и оглядел помещение. Мэр Льюис склонился над серым листом оберточной бумаги, сжимая в пальцах тонкую палочку карандаша. Время от времени он подносил карандаш к листу, и тогда в тишине комнаты раздавался легкий скрип графитового стержня, бегущего по грубой, неровной поверхности. Кто знает, что он писал. Возможно, обвинительную речь, возможно, список вещей, что собирался прикупить в бакалейной лавке. После повешенья, разумеется. Шериф Паттерсон сидел в своем кресле, откинувшись на деревянную спинку и сплетя короткие пальцы на животе. Маленькие глазки, утопающие в окружавших их складках жира закрыты, менее искушенному наблюдателю могло показаться, что мужчину сморил сон. Дуглас и Марлин подпирали опорные столбы, не выказывая абсолютно никаких эмоций. Переведя взгляд на Ринго, Клив отметил, что теперь тот сидит, опершись спиной на деревянную стену и положив руки на колени. Точь в точь, как набожный прихожанин, что слушает рассказ о Страстях Христовых. Лицо Малыша было мертвенно бледным, широко раскрытые глаза казались бездонными ямами в обрамлении обвисшей, посеревшей кожи. Губы подрагивали, на лбу бисером выступил холодный пот. Он, вроде как похудел, грязная рубашка, прежде туго облегавшая выпирающий живот и жирные плечи, обвисла, словно надетая на деревянный каркас огородного пугала. Глаза, устремленные вдаль, безучастно смотрели прямо на пятерых мужчин, находившихся по другую сторону решетки. Но не видели их. Клив знал этот взгляд. Малыш Ринго смирился с ожидавшей его участью. Бывает, что в преддверии смерти люди обретают поистине нечеловеческую силу. Одни, в ярости и отчаянии, бросаются на своих тюремщиков, вцепляясь скрюченными пальцами в глаза, ломая кости, вырывая зубами куски одежды и тел. Другие отказываются переступать порог камеры, держась за решетку с такой силой, что порой приходится ломать судорожно сжатые пальцы. Но с Малышом Ринго проблем не будет, это точно. Он смирился.
Звенящую тишину нарушили удары церковного колокола. Бамммм! Бамммм! звонко разнеслось по округе. Паттерсон открыл глаза, абсолютно ясные, без признаков дремы, и взглянул на корпевшего над листом Льюиса. Тот отложил карандаш, откинулся на спинку стула и извлек из жилетного кармана золотой хронометр. Откинул крышку. В окружающей тишине Клив ясно услышал щелчок крохотного замочка. Вглядевшись в циферблат, мэр захлопнул крышку, вернул часы на место и тихо произнес:
— Пора.
Шериф медленно поднялся, обошел стол, по пути прихватив лежащее на столешнице кольцо с ключами, и направился к камере. О'Брайан и Девро двнулись за ним, занимая позиции справа и слева от двери камеры. Паттерсон вставил ключ в замочную скважину и с громким, металлическим щелчком отпер замок. Распахнув дверь, он отступил назад, пропуская внутрь сначала Дугласа, а потом и Марлина. Помощники шерифа приблизились к сидящему на скамье Ринго. Помедлив пару мгновений, аккуратно подхватили Малыша подмышки и одним плавным движением поставили на ноги. Тот не сопротивлялся.
Выйдя за порог офиса, они построились в некое подобие колонны, где каждому отведено его собственное, строго определенное место. Впереди, ровно по центру улицы, гордо выпятив грудь, шествовал мэр Хейвена и городской судья Генри Аллан Льюис. Монокль грозно сверкал в лучах полуденного солнца, выражение худого, со впалыми щеками, лица было одновременно торжественным и растерянным. Видно сразу, эта роль ему непривычна и не очень то приятна. В тот момент Клив подумал, что в Хейвене, маленьком добропорядочном городке, не так уж и часто вешают людей за шею. В десяти футах за мэром, О'Брайан и Девро вели Бена Ринго. Малыш шел медленно, усталой, шаркающей походкой. Каждый его шаг поднимал в горячий, неподвижный воздух небольшие облачка тонкой, желтой пыли. Создавалось впечатление, что идущие по бокам помощники шерифа заботливо поддерживают под руки тяжело больного, но любимого родственника. Выпусти они его, и он тут же упадет на каменно твердую землю.
В пяти футах позади Ринго важно вышагивал шериф Паттерсон. Белоснежные усы топорщились, маленькие глазки грозно сверкали. Ладонь правой руки он положил на потертую рукоять смит енд вессона сорок четвертого калибра, готовый в любой момент изрешетить преступника тяжелыми свинцовыми пулями, решись тот на побег.
Не найдя своего места в колонне, Клив пристроился в хвост процессии и теперь мерно шагал, не увеличивая и не сокращая расстояние между собой и широкой спиной идущего впереди шерифа.