Выбрать главу

— Но ты не зли их на допросе… — попросил Шавырин. — Мало ли…

— Бить будут — перекусаю всех гадов! — пообещал Тимка.

— Ну, зачем бить… Себе только хуже сделаешь… Ты и в лесу бы раньше сбежал — не начни скандалить…

— Если хоть раз тронут, — пообещал Тимка, — язык проглочу, а говорить не буду! Я упрямый.

— Это я знаю, — кивнул Шавырин.

— А вы что — пыток боитесь? — вдруг спросил Тимка.

— Это ты брось! — негодующе ответил Шавырин. — Одно дело тебе, мальцу, другое дело мне, краснофлотцу!

Договорить они не успели. Загремел замок, дверь открылась, и надзиратель что-то коротко приказал, ткнув пальцем в Шавырина, потом прямо перед собой, вдоль коридора. Этот был не в каске и толстый, а все же чем-то очень походил на остальных гитлеровцев.

Глянув на Тимку, Шавырин медленно побрел к двери. Тимка пристроился было следом, но жирный надзиратель затолкнул его назад, в камеру, и опять закрыл дверь. Тимка побарабанил в нее кулаками. Надзиратель прикрикнул из-за волчка. Тогда Тимка попытался опять добраться до решетки… Потом сел на койку и угрюмо ждал в одиночестве около часа.

Он поднялся навстречу Шавырину, когда тот вошел и остановился перед ним, спиной к двери. Хорошо, что Тимка выспался накануне и голова его работала, как никогда, четко: ему нельзя было ошибаться. И, проверив свои предыдущие действия, пока сидел один, он не нашел в них ошибок.

— Пытали?! — спросил Шавырина.

Тот удивленно пожал плечами:

— Сговорились они все, что ли?! — Он опять сел на койку, хмыкнул, и на щеках его появились улыбчивые ямочки. — Как в сказке!

— Что такое? — нетерпеливо спросил Тимка, усаживаясь рядом.

— Да опять эти проклятые скалы! — воскликнул Шавырин.

— Летучие?! — изумился Тимка.

— Ну! С ума они посходили, что ли?!

— Они, может, посходили… А папа был при чем? — строго возразил Тимка.

— Вот потому и отец твой погиб, что его зажали: отсюда эти, оттуда другие! Ничего не понимаю.

Шавырин рассказал по порядку, как его привели в кабинет, как там оказался немец, который говорит по-русски, предложил сесть, дал сигарету… Ну, сначала: кто, откуда? Не поверил, что убежал от своих, что надоела война…

— А мне не надоела! — вмешался в его рассказ Тимка. — Если бы у меня были силы, я бы всех перестрелял!

— Ну вот… — обиделся Шавырин. — Это все ребячество твое… Лично мне сейчас, где бы поспокойней, потише… Ты гляди не рыпайся там! Тебе, может, и ничего, как мальцу, а меня в два счета спишут!

— Ну, ладно… Что там еще они? — примирительно спросил Тимка.

В конце концов немец поверил Шавырину и даже обещал отпустить при одном условии: что он покажет какой-то склад, или тайник, или что-то похожее — ну, в общем, что-то у Летучих скал.

— Может, боцман им рассказал? — спросил Тимку Шавырин. — Ведь в лес он не явился…

— Вчера не явился, а сегодня мог явиться, — возразил Тимка. — А может, и рассказал… Наган с патронами он тогда бросил. — Тимка взвинтился: — Если бы отец знал все это, сам бы перестрелял всех!

— Ладно, ладно… — успокоил его Шавырин. — Так вот ведь я ничего не знаю об этих скалах!

— А я знаю, что ли?! — огрызнулся Тимка.

— Как… не знаешь?.. — Шавырин даже в лице переменился при этом.

— Я район знаю! На десять километров кругом! — выкрикнул Тимка. — Все там облазил. А что им надо, откуда я… Это вчера меня из-за того и не расстреляли, что я проболтался: район знаю… Мы там с папой раз двадцать по целым суткам жили!.. — Голос Тимки сорвался. — А в землянках никого нет, кто места знает…

Шавырин утер ладонью пот со лба и висков.

— Ну, может, им как раз это и надо… А то прямо ты напугал меня… Ведь нам хана, если…

— И пусть хана! — яростно ответил Тимка. — Мне теперь все равно. — Он пересел на другую койку и уставился в небо за решеткой. Над городом плыли серые облака.

Недолгую тишину прервал звук открываемой двери.

ДОПРОС

Его провели по каменному коридору, потом, через лестничную площадку, — в другой коридор, где стены были выкрашены, потолок белый, а полукруглые окна — как в любом другом учреждении, если не замечать, что и здесь на них были крепкие железные решетки. У большой двустворчатой двери надзиратель остановился и пропустил Тимку первым.

В просторном кабинете стояли полупустые книжные шкафы вдоль стен, сейф в углу. От двери к черному письменному столу вела ковровая дорожка. А за столом в мягком кожаном кресле сидел офицер в черной форме, про которого говорил Шавырин. В ярко начищенных сапогах и с гладко прилизанными — не то серыми, не то седыми — волосами он казался молодым, хотя было ему наверняка за сорок. На столе тульей вниз лежала рядом с кожаными перчатками его фуражка.