На улицах в одиночку, по двое, по трое, небольшими отрядами сновали гитлеровцы. Тимка припал к окну, когда выехали на улицу Челюскинцев.
— Чего ты? — спросил Шавырин.
— Ничего… — буркнул Тимка. — Асин дом здесь… — Показал, когда ехали мимо развалин: — Вот!
— Какой Аси?
— Которая со мной была, в шлюпке!
Шавырин шевельнул губами, но промолчал.
С улицы Челюскинцев повернули на Пионерскую, и когда выехали на площадь Свердлова, Тимка не узнал ее. Асфальтовое покрытие было изуродовано воронками, здания вокруг разрушены почти до фундамента, а над уцелевшим зданием госбанка трепетал на ветру флаг со свастикой.
— Остановитесь, тут мой дом! — воскликнул Тимка, тронув за плечо сопровождающего, когда проезжали угол площади и улицы Разина. Нарочно или случайно везли его по этим местам?
Сопровождающий что-то приказал шоферу, тот остановил машину.
— Нельзя, — ответил он Тимке, глянув по направлению его руки. И с трудом выговорил еще одно русское слово: — За-прес-чша-этся…
Тимка надулся, откидываясь на сиденье.
— Ты брось это… — проворчал Шавырин, когда машина тронулась. — Чего ты командуешь?
Тимка отодвинулся от него и не ответил.
Все-все в городе было чужим, незнакомым. Трудно было поверить, что не так уж давно шли по этим улицам всей школой, под барабан, под звуки горна, в красных галстуках, и Тимка по очереди с Игорем Надеиным нес на демонстрации знамя дружины… Вдруг захотелось плакать, как малолетке. Он прислонился лбом к стеклу дверцы.
— Чего ты? — опять проворчал Шавырин.
— Ничего, — ответил Тимка. — Тут мы с папой гуляли.
Они остановились у деревянного домика, сад вокруг которого не был вырублен, хотя во всех соседних оградах торчали одни пеньки вместо яблонь. Эту улицу Тимка знал плохо: центр города враждовал со здешними пацанами.
— Идем! — пригласил их сопровождающий, широким жестом показывая на дверь.
В горнице, когда они вошли, суетилась незнакомая женщина.
— Домой! — приказал ей сопровождающий с короткими, как у Гитлера, усиками под носом. Женщина торопливо выскочила на улицу.
Немец длинно объяснил что-то про господина штурмбанфюрера и тоже вышел наружу. Загудел отъезжающий от крыльца автомобиль.
Шавырин и Тимка остались одни. Выдвинутый на середину горницы стол был в изобилии уставлен пищей. А два обеденных прибора и два кресла, придвинутые к столу, как бы свидетельствовали, что хозяйничать в доме предоставляется Шавырину и Тимке.
Шавырин первым делом сунулся разглядывать салаты в продолговатых фарфоровых салатницах, куриное жаркое под соусом в тяжелой эмалированной жаровне, какие-то напитки в пузатых, не наших бутылках.
А Тимка выглянул в окно на улицу, потом в другое, что выходило в сад, потом заглянул в кухню, где тоже никого не было, в пустую спальню и наконец осторожно высунулся на улицу.
— Хочешь рвануть? — усмехнулся Шавырин, закончив первое знакомство с обедом.
— Рвать мне пока незачем, — буркнул Тимка, в свою очередь подходя к столу, от которого тянуло аппетитным ароматом жаркого.
— Думаешь, следят? — спросил Шавырин.
— Мне плевать, что следят, — ответил Тимка. — Но я слово дал.
— Я же говорил тебе: везде люди…
— А мне что — люди? — сказал Тимка, нюхнув бутылку и сморщившись от запаха спиртного. — Мне главное — на пароход сесть. Чихал я потом на всех!
Запах второй бутылки был приятным, и Тимка налил из нее в бокал. Напиток по вкусу напоминал крем-соду.
— Ты смотри! — Шавырин вдруг отошел от стола и, слегка отодвинув гардину, что прикрывала темную, прямоугольной формы тумбочку, показал Тимке фотографию: — Наш знакомый! Выходит, это его изба?
В резной рамке был портрет штурмбанфюрера с аккуратно приглаженными волосами и орденским крестом на груди.
— Выходит, его! — ответил Тимка, усаживаясь в кресло, и решительно придвинул к себе жаркое. — Я хочу есть. Это ж для нас?
Шавырин не ответил, разглядывая тумбочку, на которой стояла фотография.
— Ты смотри: сейф! — удивился он и, ковырнув ногтями железную дверцу, чуть приоткрыл ее. Оглянулся на дверь, на окна. — Пошарим?..
— Я не вор — по сейфам лазить! — зло сказал Тимка. — И вы не лезьте в чужом доме! Как что, так боитесь, а как деньги…
— Иди ты!.. — сказал Шавырин. Но тумбочку оставил в покое, подошел к столу. — Может, там не деньги, может, там получше что?
— Все равно чужое! — заявил Тимка. — А пистолета он там не положит… Я попрошу у них пистолет! — решил он и, принялся с аппетитом уничтожать жаркое.