Светлана немного согрелась, сидя на мешках с песком, что валялись здесь в избытке, возле печки. Топил обломками мебели. Открыв ножом консервы, поставил их на нашу импровизированную печку, чтобы подогреть. А сам тем временем налил по чуть-чуть спирта в кружки и разбавил его пополам с водой.
— Ну, как живешь, Света? Почему не уехала? Где живешь?
— Когда ты меня отвел на эвакопункт, там был сплошной бардак. И тут зашел какой-то военный в камуфлированной форме. Он объявил, что женщинам — медсестрам и военнообязанным выйти на улицу и построиться. Ну, я взяла и пошла с ними. Нас привели на Матроса Кошки, в тридцатьдевятку. Начали проверять документы и индивидуально с каждым беседовать. Когда дошла очередь до меня, спросили сначала документы, — сказала, что они сгорели вместе с домом, а возраст — наврала на год. Живу сейчас в казарме. Кормят. Вот, одели. Учусь сейчас на радиста. Хорошо еще попалась соседка, что подтвердила мою личность. Первого декабря выпуск и в войска. А я пыталась тебя найти, но до присяги никуда не выпускали.
— А сейчас?
— Дали увольнительную до утра. Сказала, что иду к мужу. — сказала она, засмеявшись и подсаживаясь поближе ко мне.
— Ну, ты и придумщица как я погляжу. Это я-то муж? Эх, Светка, ремня бы тебе дать. За то, что командование в заблуждение вводишь.
— Я так долго тебя искала. А еще после того, как у вас ракета взорвалась в подвале, я места себе найти не могла. Вовка, я так волновалась. — сказала она подсаживаясь вплотную ко мне. — Ой, фр-р. Что-то холодно! Согреешь меня?
— Ну, иди сюда, — хотя я сам сидел в шинели, но что-то тоже знобило. Обнял ее за плечи и прижал к себе.
Так мы просидели молча минуты три, наслаждаясь друг другом и неподвижностью. Такое ощущение, что и не было никакой войны. Что мы как какие-нибудь любители экстрима сидим на стройке. И любуемся ночным Севастополем.
Света прижалась ко мне и уткнулась лицом в грудь, словно ища утешения и защиты. Невольно погладил ее по щеке, но почувствовал на ладони ее губы и что она целует мою ладонь. Рука девушки робко протянулась и погладила мою небритую щеку. А потом запустила руку в волосы и начала их ласково ерошить. Она вдруг выпрямилась, внимательно посмотрела в мои глаза. В этом взгляде утонуть просто можно. И она пересела ко мне на колени, а я запахнул полы шинели.
— Так будет теплее, — прошептала она.
Она расстегнула на себе бушлат и прижалась ко мне, положа голову мне на плечо. Почувствовал, как ко мне прижалась ее упругая грудь. От нее исходил запах казармы и какого-то очень сладкого шампуня. Думал, что сойду с ума, но держал себя в рамках. Тут с нее упала шапка-ушанка, хотел, было ее поднять, но она взяла меня ласково за щеки и отрицательно легко качнула головой. Света смотрит в мои глаза и взглядом меня гипнотизирует. Наши лица все ближе и ближе друг другу. Вот наконец-то ее губы слились с моими.
— Вовка, я люблю тебя, и никому тебя не отдам! Ты мой и только мой! — горячо зашептала она, — Я поняла, что люблю тебя, когда узнала, что у вас в подвале ракета взорвалась и ты был там. Я не могла себе найти места и уже думала в самоволку бежать. Хочу быть только с тобой. Знаю, что ты уже писал заявления о переходе в действующую армию. Не смей! Слышишь! Не смей! А обо мне ты подумал? Ты знаешь, сколько вас мужиков после боя остается живыми? Да. Может, я дура. Сама тебе навязываюсь. Но война все спишет!
Я сидел и не знал даже, что и сказать. Она опять меня поцеловала. Обычно, когда целуюсь с девушками, глаза держу открытыми. Но тут у меня закружилась голова, и закрыл глаза. Начал гладить ее лицо, которое почему-то сразу стало любимым и дорогим для меня, чего и сам не подозревал. И потихоньку начал опускаться ниже…
Утром отпросился у Петрова и пошел провожать Светку. На КПП девушка повисла у меня на шее, прижалась всем телом и не хотела отпускать. Пока сам легонько не отстранил ее.
— Надо идти, Света. Теперь я знаю, где тебя найти, а ты — меня.
— Я не хочу тебя искать, хочу быть просто с тобой. Обещай мне, что не пойдешь в войска! Обещай что, останешься живой!
— Обещать не могу, но постараюсь. А то, что мы с тобой еще будем вместе, — это я обещаю.
И она пошла в часть. Свидетелем этой сцены был дневальный, молоденький матрос. Который посмотрел на меня с нескрываемой завистью…
На следующий день уже даже в городе была слышна канонада. Пришло известие о том, что натовцы перерезали дорогу на Симферополь. Балаклаву бомбили нещадно. Авиация противника 'работала' круглосуточно. На Пятом километре проходил четвертый эшелон обороны. Туда уже направлялись войска. 1-го декабря 2004 года началась третья оборона Севастополя. Войска НАТО вошли в столкновение с нашими передовыми частями в первом эшелоне Качинского УРа. А 1-го был выпуск у Светы. Прийти так и не удалось. Куда ее отправили не известно, но через 2 недели мне пришло извещение, что девушка пропала без вести. Я неделю был в прострации. Но потом работа заняла меня всего и постепенно воспоминания о ней стали менее болезненными. В последствии удалось узнать, что она была изнасилована и повешена 'доблестными' бойцами отряда 'Меджлиса', когда пробивалась вместе с остальными из окружения.
В Омеге, на базе вертолетного завода КЧФ, базировались вертолетчики из Северо-Кавказского ВО. 'Черные акулы' дрались с той остервенелостью, что отличала наших солдат во все времена. Ударные вертолеты КА-50 были еще малочисленны.
Авиация противника господствовала в воздухе. Наши ракетчики не успевали даже реагировать на нападения. Не хватало боеприпасов. А подвоз был затруднен из-за налетов. Из глубины России перебрасывали части ПВО и ВВС. Но пока 'сбросить' противника с неба не получается.
Объединенное командование Крымского направления на военном совете приняли решение об отводе основных сухопутных сил к Севастополю и Керчи, а основные соединения кораблей вывести в море и отправить в крейсерство для нарушения морских коммуникаций противника, а в Севастополе оставить только соединения ОВРа. Мекензиевы горы были изрыты окопами вдоль и поперек. Солдаты до сих пор находили ржавые каски, гильзы и оружие со времен Великой Отечественной войны. С Малахова кургана было видно, как над Качей и прилегающей территорией взлетали и падали осветительные ракеты. Ветер доносил дым с поля боя. Тяжко давался каждый метр крымской земли американцам. Поселок Угловое три раза переходил из рук в руки. Отчаянные морские пехотинцы даже при команде отходить не оставляли своих позиций. Американцы, если не могли сходу взять населенный пункт, сразу отходили и вызывали авиацию. А уж эти боеприпасов не жалели. В госпиталях было много людей с ожогами от напалма. Американцы знали, что наши в плен никого не берут, — они в этом не раз убеждались. Поэтому старались людьми поменьше рисковать.
В городе не было места панике, потому что благодаря грамотным действиям руководства милиции, других спецподразделений МВД и бойцам внутренних войск все, кто не эвакуировался были привлечены к работам. Кто сопротивлялся, быстро судился и расстреливался. Мародеры расстреливались на месте без суда и следствия. И это явление сошло на нет.
В горах тоже было неспокойно — татарские вооруженные банды необычайно активизировались. Они стремились создать свое государство Кырым. Они устраивали резню всего нетатарского населения. 'Отряды Меджлиса' — так они себя называли. Их бойцы врывались в дома и выгоняли всех на улицу. Потом производилась сортировка. Женщин и девушек насиловали прямо на улицах, а некоторых выбрасывали из окон и крыш. Мужчин, которые оказывали сопротивление, расстреливали на месте без разговоров. А тем, кто не оказывал сопротивление, — отрезали головы и гениталии. Они называли это 'очищением родной земли'. После таких событий в Саках и Судаке население уходило вместе с нашими войсками.