Выбрать главу

Фифа, которую я тут же за высокомерие жабой обозвала, злорадно искривила накачанные ботоксом губы, очаровательно ненатурально улыбнулась и сказала больше находящимся в вагоне мужчинам, чем мне, растягивая гласные:
- Оой, я такааая нелооовкаяя! 
Она было уже решила, что сделала свое дело и больше ничего не требуется и собиралась удалиться. Но не учла один фактор. Меня. Я ни в коем случае не мстительная, но когда так откровенно нарываются, приходится бить противника тем же оружием. Она уже направила свои стопы к выходу, когда на пути ей неожиданно встретилась моя нога, совершенно случайно, конечно же. Жаба, не размениваясь на грациозность, взмахнула руками. Ее патлы, ставшие жертвой целой канистры перекиси водорода, взметнулись вверх, и она, словно морская звезда, распласталась на грязном затоптанном полу. Ее дорогие пакеты не выдержали такого стресса и отдали своё не менее дорогое содержимое на съедение суровому московскому метро. Ан-нет, воон там видно ценничек на китайском. Ох, а вот это великолепное платье в пайетках стоит 800 рублей. Ну ничего себе Дольче обмельчали!
Жаба, покраснев от смущения и гнева, подобрала свои телеса и, собрав вещички, вылетела из вагона.    
Я бы предпочла не прибегать к таким мерам, все же я не садист, чтобы наслаждаться чудим унижением, но по-другому тут никак. Такие по-нормальному не понимают.
Я вышла на своей остановке и, оглядев окрестности в поисках каких-либо изменений, пошла по протоптанной тропинке. Вот уже три месяца я хожу по этому маршруту раз в неделю. Потому что эта незаметная тропинка ведёт на клатбище. 
Остановившись у знакомой ограды, я на секунду замерла. Открыла калитку, которую не так давно красила и присела рядом с каменной плитой. Бабушка. Я знала, что это рано или поздно произойдёт, но надеялась, как и все, наверное, что не так скоро. 
Тогда мне только неделя как исполнилось восемнадцать. В последние пару дней бабуля слегла. Ей было тяжело вставать, я приносила ей таблетки и помогала по возможности. Когда у неё заболело сердце, я привычно вызвала скорую. За последний год это стало почти нормой. Раз в месяц стабильно набирать этот номер. Но в этот раз все прошло наперекосяк: скорая опаздывала, дома было душно, а открытые окна не помогали, даже я задыхалась, не говоря о бабушке. 
В больнице она умерла. После этого была куча бумажной волокиты и так далее. Я не успевала разгребать завалы работы и проблем, которые после ухода бабушки свалились га меня. Я, казалось бы, справилась. Но тут появился этот хлыщ, который назвался моим дядей. Да, все знали, что кроме моей мамы у бабушки был ещё один сын. Но он как исчез в 16 с накопленными за 19 лет бабушкой деньгами, так и не появлялся. До этого дня. Весь манерный, с золотыми часами и на машине, по стоимости как 3 наши квартиры. Он зашёл, снял очки и, оглядев помещение, недовольно сверкнул глазами.

-Мда, здесь явно нужен ремонт. 
Правда, как он сказал, на это нужно мое согласие, так как это "дело серьезное". 
Вот только после подписания все изменилось. Я долго корила себя, что толком и не прочитала документы, не обратила внимание на алчный блеск в глазах новоявленного дядечки. А потом было уже поздно. Меня выставили за дверь. Я кричала, билась в дверь, грозясь полицией и.. чем только не грозилась. Но юридически было не придраться, о чем мне и заявили. Через дверь. 
Потом, на свои сбережения я сняла квартиру, устроилась в какую-то фирму, где была чем-то вроде секретарши, печатала документы и выполняла прочие мелкие поручения. 
И вот я здесь. Вытащила из рюкзака шоколадку недельной давности. Сегодня можно. 
Я сидела так, наверное, пол часа. Со вздохом встала, отряхнулась и направилась обратно к метро. Подходя к рельсам, заметила маленькую девочку лет семи. Она сидела на корточках рядом со старой облупившейся скамейкой, сжавшись в комочек. Были видны только угловатые подрагивающие плечики. Золотистые локоны по уши растрепались из аккуратной прически, а подол наряда цвета неба, теперь уже грязный и пыльный, окружал худенькие босые ножки. Я тут же подошла и присела рядом с ней. Не могу терпеть, когда кто то плачет. Мне физически становиться очень плохо. Всегда так было.
-Что случилось, солнышко?
Девочка подняла зареванные голубые глаза на меня. Она замерла, перестав плакать, а потом заревела с новой силой. Она плакала так горько и отчаянно, что мое сердце не выдержало, я бережно взяла ее лицо в ладони и подняла.
-Все в порядке, не плачь. Ты можешь рассказать мне, что случилось? Я могу помочь.
Она тут же начала вытирать слезы и поправлять хоть и грязное, но безумно красивое платишко, встала и, как взрослая, нахмурила бровки и выдала:
-Меня Дарик бросил! 
Я на мгновение опешила.
-Что значит бросил?
-Мы играли в прятки, а потом он меня бросил! Он ушёл! Я его видела! 
- Таак, а куда он ушёл?
-Туда,- девочка указала пальчиком на железные пути.
-Ну пойдем, чудо ты потерявшееся.
Я взяла девочку за руку и повела к путям. Услышав знакомый гул, остановилась. Значит, поезд. Тогда подождём. Но в девочке неожиданно обнаружилась недюжинная сила и она , словно танк, тащила меня прямо к путям. Из-за гула мне пришлось закричать:
-Поезд! Подожди! Сейчас пройдёт и пойдём!
Но девчушка будто не слышала. Я пыталась остановить ее, буквально вырывалась, чтобы оттащить ее от путей, но она словно не слышала ни гула поезда, ни моих криков. Поднялся ветер, мои рыжие волосы разметались и мешали обзору. Но девочка не видела ничего и никого. Не ощущала ветра , пробирающего до костей и поднимавшего ее миленькое платье.
Мне стало страшно. Так страшно, как не было ещё никогда. Она тащила меня буквально к смерти. Поезд приближался, ветер усиливался, поднимая пыль и пуская ее мне в глаза. Мои ладони вспотели от одной только мысли о том, что я не смогу ее остановить. Я кричала и упиралась ногами.
Ветер стих, будто его и не было. Девочка остановилась. Так резко и неожиданно, что я вырезалась в ее маленькую спину. Я уже думала, что она не выдержит моего веса и упадёт вместе со мной, но она даже не шелохнулась. Поезд приближался. Я уже выдохнула и решила, что сегодня какой-то странный день. Но не успела я успокоиться, как это маленькое создание подняло меня, словно пушинку, и бросило не рельсы. Спину обожгло огнём. Я закричала от боли, пронзившей позвоночник. Подняла глаза на девочку и похолодела от ужаса: ее глаза были стеклянные, словно это была кукла. Пришла какая то бредовая мысль про кукловода, но, не успев толком сформироваться, тут же погасла. Я отстранённо подумала, что как-то безрадостно вышло. Я всегда хотела умереть лет в 80, в окружении внуков и правнуков, лежа в плетёном кресле где-нибудь на Бали, а тут в 18, и как- под рельсами. Что может быть драматичнее. Наверное, обо мне и в газетах напишут. 
А дальше была всепоглощающая боль. И небо. Бесконечное голубое небо. Как глаза той малышки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍