Нет. Этого она точно сообщать не собиралась. Еще не поняла, как на их новую встречу и его появление в ее жизни реагировать. Еще не определилась… Или пыталась обманывать саму себя.
— Но уже и не зима. Досохнут, — с легкостью, которой на самом деле не ощущала и близко, пожала плечами, пытаясь скрыть, насколько сильно ее к нему тянет.
Так, что хочется поддаться едва ощутимому натяжению той самой пряди волос, все еще не отпущенной Данилом, и уткнуться носом в ямку между его плечом и шеей, вдыхая жаркий и морозный одновременно аромат! Смесь запаха его кожи и одеколона…
Хотя… Судя по жадному блеску глаз мужчины, он и так это ее желание видел. И сам был весьма не против натяжение усилить, заполучив Дану в свои руки на своих же условиях!
Но именно поэтому она и не поддалась сейчас. Несмотря на пролетевшие годы, память и боль от ожога прошлого раза была слишком живой. И в этот раз (что ж, стоило признать, что она реально о «новой попытке» думает) Дана намеревалась для начала во всем разобраться и лишь потом решать, а стоит ли кидаться в этот омут своей головой или поостеречься? Сердце вон, после минувшего раза так и не склеила.
Впрочем, после ее достаточно легкомысленного ответа в глазах Данила вспыхнули и совсем иные эмоции: яростные и упрямые.
— Дана, я сейчас тебя сам в эту чертову раздевалку затащу и высушу волосы! — нахмурился Данил, еще и челюсти сжав. Словно всем своим видом демонстрировал, насколько серьезна угроза. Вновь потянул легко за прядь, явно заставляя Дану приблизиться. — Не хватало еще, чтобы ты простыла! — таким тоном, что она невольно о родителях вспомнила, твердо заявил мужчина. — Я тебя точно не для этого из бассейна вытягивал.
Удивил, не отнять.
— Это было бы забавно… Но крайне неучтиво, Данил. Там находятся и другие женщины, — поджала губы она, немного растерявшись от такого рвения. А еще потому, что иррационально улыбнуться захотелось. — С каких пор ты стал настолько серьезным и ответственным? — пытаясь это удивление скрыть, хмыкнула Дана, не поддавшись, осталась ровно на том месте, где стояла, словно ей обувь к полу приклеили. — Я помню, как ты сам весь взмокший носился по полю, играя в футбол в ноябре под снегом, — ну а то, что тело само потянулось, дернулось в его сторону… это нюансы, притяжение, над которым оба, выходит, не властны.
Он глянул вдруг так, что Дане тяжело вдохнуть стало. С какой-то опустошенностью, с подавленностью. Но словно только сильнее выпрямился и плечи расправил.
— С тех пор, когда в полной мере понял, насколько ты была права в своих выводах и упреках в мою сторону, — тихо, напряженно произнес Данил. — Я научился брать на себя ответственность и за свои решения, и за их последствия, красавица.
Вот это тоже было… неожиданно.
Нет, Дана заметила, что он стал другим. Изменения в характере, манере поведения, даже во взгляде и том, как он держался, — бросались в глаза, начиная с первого мгновения их встречи вчера вечером. А у Даны сегодня ночью было предостаточно времени, чтобы анализировать и размышлять. И все же… наверное, она не готова была признать верность собственных выводов. До этого момента.
Мелочь. Пустяк… Смешной же повод!
Подумаешь, влажные волосы и его внимание к этой детали! Но Дану не столько оно зацепило, а твердая убежденность и намерение Данила сделать только так, как он верным считал. Как считалось бы верным кем-то еще, более уравновешенным, ответственным, правильным… Не таким, каким Данил показывал себя ранее, пять лет назад.
Этот настрой прямо-таки сквозил в позе, в движениях Дана, в том, как уверенно он продолжал ее взглядом прожигать.
Все иначе. Совершенно. Перед ней стоял такой знакомый и родной, но в то же время абсолютно иной мужчина.
Не то чтобы пять лет назад Данил был шалопаем… Не совсем верное слово. Однако он был «без рамок и границ». Не в плане разгула, а в вопросе каких-то базовых внутренних установок. Тогда этот мужчина… Хотя нет, скорее парень по ее ощущениям и общему отношению к жизни, словно до пепла сжигал, проживая каждый день. Испивал все, что мог получить до последней капли. И был будто пьян вечно этими ощущениями, возможностями, перспективами, которые для себя открыл!
Но совершенно не думал о последствиях. Ни для себя, ни для тех, кто вольно или невольно оказался вокруг.
Данил пребывал на постоянном кураже, возносясь на самый пик и, казалось, весьма специфично оценивал реальность. И, к сожалению, Дану такое его отношение поставило в очень непростую и крайне неприятную ситуацию. Да и сам Данил, если опираться на то немногое, что он ей сказал, и что сама Дана узнавала, хоть и ругая свое же любопытство, поплатился серьезно.