Даже черная ночь была рада согреться в пламени костров. Под нестройное, но зато громкое пение гуляла, не зная удержу, дикая свадьба. Стол ломился от еды, которую без устали готовили новые рабы. Толстая стряпуха Тара не отходила от котлов с бурлящим варевом. Один из этих страшных витязей с размалеванным синей краской лицом, узнав, что она готовила для убитого царька еду, пообещал оставить ее в живых, если она угодит вкусам захватчиков. Плача от страха, Тара, несмотря на почтенный возраст, суетилась вокруг котлов, зорко следя за своими помощниками. Таре очень хотелось жить. Она лично подносила Рикку еду, с надеждой заглядывал в глаза усатому обжоре.
Харт пил, подначиваемый Гером, который, несмотря на количество принятой жидкости, все еще отлично держался, обнимая одной рукой Харта, другой пышненькую, как булочка, женщину, доставшуюся ему при дележе добычи вместе с другим хламом.
Бренн, смыв с себя кровь и грязь битвы, переоделся в чистую одежду, найденную в доме Сегина, и сидел теперь за пиршественным столом, увешанный украшениями царя. На его голову был водружен обруч с немыслимыми по размерам драгоценными камнями. Конечно, потом Белин отберет у брата эту царскую корону, но здесь можно было позволить себе все. Таким же нарядным выглядел и Рикк, сидевший по правую руку от брата и с завистью поглядывавший на его невесту. Впрочем, с не меньшим интересом он смотрел и в сторону Харта с Гером, где собралась веселая компания, явно предпочитавшая обществу принца кувшины с горячительным напитком. Бренн, не в пример Геру, пил мало и даже когда был весел, от его веселья веяло холодом, словно из могилы. И хотя Рикк был предан своему брату, незамысловатое общество Гера Огненной Головы и Харта, прослывшего среди бойцов знатным рассказчиком, было ему больше по душе. Слева от Бренна сидела, не шевелясь, в оцепенении его невеста. Царевна ни разу не решилась даже поднять глаза на предводителя дикарей, убившего ее отца. А Бренн насмешливо разглядывал красавицу и, кривя губы, склонялся к ней и шептал ей на ушко шутки, от которых у девушки пробегали мурашки по спине.
Харт уже не чувствовал холода, наслаждаясь подозрительным пойлом, которое поверженное племя почему-то называло вином, а также теплом костра и обществом верных друзей: Гером, Убракием и удравшим из-за свадебного стола Рикком. Место Рикка занял другой брат — Ллеил, который что-то озабоченно говорил Бренну, поднимая на него жалостливые глаза. Тот рассердился, махнул на него рукой, резко встал и, бесцеремонно схватив царевну за руку, под гиканье воинов увел ее в лачугу, служившую царю аллоброгов дворцом. Ллеил остался за столом в грустном одиночестве, выпил остатки вина из кубка жениха, положил голову на руки и заснул.
Костры еще долго горели, но вино и усталость взяли свое, все, кроме дозорных, улеглись спать.
«Теперь я — герой!» — сказал себе Харт, укутываясь в меховое одеяло. Он боялся, что другие воины, слышавшие во время боя его мальчишечий визг, будут смеяться над ним, но никто не смеялся. Вождь сам подошел к нему и, хлопнув по плечу, сказал при всех:
— Я видел, скольких ты уложил, ты настоящий герой!
Все слышали, как Бренн его похвалил. Все знали, не тот мужчина, у кого низкий бас и длинные усы, а тот, кто в бою дерется, как зверь. Харт был достаточно пьян, чтобы не обращать внимание на плач новобрачной и каркающий хохот, переходящий в кашель, доносившийся из царского дома. Но когда плач перешел в вопли, а затем в отчаянный визг, он не выдержал и зажал уши руками.
Утром Поэннинский вождь вышел, покачиваясь, на крыльцо, растерянно оглянулся по сторонам. Он хотел дать приказ трубить в рог, но передумал и сам начал пинками будить своих воинов, спящих прямо на земле, вкладывая в каждый удар сапога всю свою обиду на любое еще живое существо. Воины просыпались, разбуженные воплями других, и спешно вскакивали, не желая попасть под тяжелый сапог своего взбесившегося вождя.
Богатая добыча, много золота, железного оружия, скота и рабов заставляли Бренна спешить. Все это добро нужно было переправить в Поэннин, пока соседние племена не решили принять участие в его дележе. Но сам он с частью своего войска не собирался покидать крепость. Ее удобная позиция и стены, которые он намеревался дополнительно укрепить, давали ему возможность расположить здесь свой лагерь, откуда было бы удобно совершать набеги на рассеявшиеся по горным склонам незащищенные селения аллоброгов.
Тара уже суетилась среди бурлящих котлов и вертелов с мясом, Рикк вчера похвалил ее, пообещав взять с собой в Поэннинский замок. Она юркнула в царский дом, где в погребе хранились кое-какие запасы специй и старого вина, еще не растащенные новыми хозяевами. К тому же она надеялась проведать дочь убитого Сегина, свою любимицу, которую она нянчила с детства. Как бы плохо ни складывались события, они обе живы и отправятся вслед за новым хозяином на Медовый Остров. И Тара будет, как и прежде, обхаживать свою царевну, ставшую теперь замужней женщиной.
Харт продирал глаза, пытаясь разобраться, что происходит и почему его так бесцеремонно пихает в бок нога Гера.
— Вставай, лежебока, — гудел Гер, — или ты думаешь, что я за тебя буду делать твою работу?
Харт попытался подняться, больно стукнулся головой о крышку стола, под которым он спал, и пополз на четвереньках, путаясь в собственном одеяле из шкур. Выбравшись наружу, он увидел, как толстая Тара вышла из царского дома и обессилено присела на ступеньках. Она хотела закричать, но к горлу подступила рвота, лишив ее голоса. Тара, скорчившись на земле, скребла ногтями холодную влажную почву. Стены в спальне новобрачных были завешаны человеческими внутренностями.
Глава 7
Палящее солнце Антиллы
Что знаете вы, люди, о той дикой звериной страсти, которая полыхала в сердцах нашего племени? Когда усилия разума оказываются тщетны, мы часто бываем склонны в отчаянии доверить свою судьбу воле случая. Как мог я добровольно расстаться с той, чей голос все еще звучал в звездной ночи, наполняя дивными звуками мою душу? Море не могло остановить меня. Это выдумки людей, что мы боимся воды или огня. Мы не обычные волки. Я не прислушался ни к мудрым советам духа ручья, ни к увещаниям обольстительной дриады, ни к ворчанию старой Веды. Я бы не изменил своего решения, даже если бы передо мной возникла сама Великая Богиня, которой поклоняются Туаты, и призвала меня остановиться. Конечно, я бросился вслед за своей мечтой, уплывающей от меня по синим волнам Внешнего океана.
Обнаружив, что принцесса исчезла, я помчался вдогонку. Я шел по запаху ее крови, вслед за яблочным безумием, которое привело меня к западному морскому побережью. Я оказался здесь слишком поздно, чтобы определить ее дальнейший путь. Мне пришлось вернуться домой и выведать у духа воды, живущего в нашем ручье, куда отправился корабль, увезший Эринирскую принцессу. Сень могла это узнать, ведь духи общаются между собой. Она не хотела мне говорить, но потом, решив, видно, что мне все равно не преодолеть море, проболталась. От нее же я узнал, что Антилла расположена на большом острове в нескольких неделях пути на Запад. Я опустил руки в ручей и спросил:
— Скажи мне, Сень, будет ли она когда-нибудь моей?
— Принцессы предпочитают принцев, а не жалких оборванцев милый волк, — Сень обрызгала меня ледяной водой.
— Ну что ж, прощай, Сень. Пожелай мне счастья, — попросил я.
— Ты делаешь глупость, волк, — сказала Сень, — я желаю тебе вернуться живым.
Сесть на корабль, отбывающий в Антиллу, практически невозможно. Все необходимые контакты с внешним миром антильцы поддерживают сами, иноземные корабли не принимают, опасаясь вторжения. И немудрено, слава о богатствах этой страны превосходит даже легенды о племенах Дивного Народа.
Антильские корабли, пришвартованные в западном порту, имели непревзойденную охрану, и я отчаялся пробраться туда. Однако мне удалось узнать, что антильские судовладельцы с удовольствием покупают рабов, которых свозили в этот порт желающие получить антильское золото. Я не строил планов, как мне добраться до Морейн, для начала нужно было просто попасть в Город Солнца.